in.wiki

Материалы:Степан Орлов. «Эпоха Застоя» — БЕЗ БЖЕЗИНСКИХ (БЕСПОМОЩНОСТЬ ПРОПАГАНДЫ)

Один из промежуточных выводов из того, что я написал ранее: государство не просто проигрывало в области пропаганды или управления массовым сознанием, фактически оно даже утрачивало навык самопрезентации себя перед своими же гражданами (простите за тавтологии). Это обстоятельство выглядит тем более странным, что все средства массовой информации находились в прямом и непосредственном подчинении органов государственной власти. Если принять во внимание то, что «массовидность» пропаганды была очень высока, приплюсовать значение, которое играют СМИ в формировании сознания современного человека, и прибавить к этому специфику общества, где все социальные и экономические институты были полностью государственными или подчинёнными ему (по крайней мере, для большинства дело обстояло именно так), то всё происходившее будет выглядеть именно как поражение, причём, очень тяжёлое.

Как же это произошло? Оставив в стороне версию о сознательной капитуляции, как требующей слишком серьёзных доказательств, пробуем провести сравнение противоборствующих сторон.

Первое, о чём стоит сказать: методы и приёмы управления массовым сознанием, развитие теоретических основ этого дела. То, что происходило в этой области в Советском Союзе вряд ли можно охарактеризовать иначе, чем деградация. Сложно сказать (не будучи специалистом) сколь продвинутыми были в то время советские научные исследования в области психологии социальных групп и индивидуальной психологии, но представления, положенные в основу пропагандистских методик, оставались на уровне вульгарного марксизма-материализма середины XIX в изложении для фабрично-заводских рабочих. Возможно, они и были некогда действенны, при условии яростной убеждённости и изрядной смекалки агитаторов, но со временем исчезли и те агитаторы и те фабрично-заводских рабочие.

Погребинский, "Комсомольцы"
Погребинский, "Комсомольцы"

При этом за эти представления держались не потому, что они работали и даже не потому, что ничего лучше на тот момент не было, просто они основывались на советском варианте марксизма и поставить их под сомнение, развернуть их пересмотр – значило сделать покушение на священную идеологическую корову государственной «религии». Идеократия, в известном смысле, самый уязвимый модус существования государства. Ценности, идеалы – всё это, безусловно, должно присутствовать в обществе и даже политике; более того, нет ничего столь же практичного, чем достойный и принимаемый обществом, хорошо «мотивирующий» людей идеал. Но «канонизировать» развёрнутую идеологию с вместе с сформулированными десятки лет назад представлениями и подходами – значит завязать себе глаза, а часто и сковывать руки.

Не удивительно, что Советская эпоха не оставила по себе ни одного Большого Текста – эпохальной «нетленки» какого-либо крупного философа или политического мыслителя. Период Третьего Рейха оставил по себе с десяток книг-заноз, к которым волей-неволей будут обращаться ещё долгое время, поздняя Российская империя это Данилевский, Лев Тихомиров, несколько философов Серебряного века, СССР – это безмолвие, театр мимики и жеста, порой очень яркой мимики стилей и очень выразительных жестов-дел, но почти без слов. Первым и последним настоящим политическим мыслителем-создателем тестов Советской страны остался Ленин; даже Сталин, при всей занятности его книг и статей, это во многом «великий немой», чьи работы скорее заметки на полях властных решений, позволяющие видеть в авторе того, кого хотелось бы интерпретатору: евразийца, русофоба, капиталиста, националиста, византиста и т. д.

Замечу, далеко не всегда советская пропаганда была чем-то смертельно натужным, фальшивым и т. п. Но даже самые сильные и искренние образцы информационного противодействия, например, культу западных товаров и «красивой жизни» (актуальная на тот момент проблемка) производили впечатление брюзжания кургузого, больного и слегка выжившего из ума старика, пытающегося отговорить свою пятнадцатилетнюю внучку от похода на танцы с плохой компанией. Та, будучи совершенно уверенной в том, что она всех круче, да еще и знающая несколько выражений типа «свободная личность» и «поведенческая раскрепощённость», конечно, его не послушает, и даже встретив прискорбные неприятности, не покается и не примет дедову правду. Ибо проблемы и даже несчастья это одно, но вернуться в скудный материально и бедный красками и страстями мир деда, признать его превосходство – выше сил.

В этих условиях одной из немногих сколько-либо оформившихся альтернатив «марксисткой» «промывке мозгов» была публицистика изоляционистски-патриотического толка (в чём-то близкая линии таких «деревенщиков» как Василий Белов, но не идентичная ей). Мрачноватая, алармистская, конспиралогическая, она была подспудно наполнена странноватым государственническим мистицизмом, в котором Запад и вообще всё, противостоящее СССР (отчасти воспринимаемому как Россия), очень остро переживалось как нечто демоническое, призванное погубить душу, буквально «пахнущее серой» (подчеркну – искренне воспринималось).

Своеобразную диалектику такого сознания неплохо показывает в своих книгах Сергей Юрьенен. Пара цитат из романа «Сделай мне больно»; говорит боец идеологического фронте с «говорящей» фамилией Комиссаров:

- Я верующий. В дьявола. В Бога мне не положено. Но в купель я окунутый. Да! Бабкой из-под полы.

…..

- Диавол виноват! Князь Мира... Хвостом биющий в сильной ярости, поскольку чует, что пришел ему абзац…

Конспирологическое это бесоискательство-бесоборчество доходило до смешного, знаки нечистого-западного видели и в сочетании блюд, и в смене режима дня, и в покрое брюк, и в расположении цветов в триколоре; вообще Зло было вездесуще, в этой системе нельзя было шагу ступить, что бы словом, делом, прикосновением или помыслом не предать богоподобное Социалистическое Отечество и потрафить его врагам. Это важное обстоятельство: противостоящей сатане стороной был не Бог (для него в представлениях многих место вообще не находилось, более того, «поповщину» эти люди пинали часто с большим энтузиазмом), а Советское Государство. Этакий отголосок учения о Катехоне, про которое они, пожалуй, не могли слышать (возможно, проявление генетической памяти). Без оглядки на цензуру эти авторы смогли высказаться только в Перестройку на страницах «Молодой гвардии», «Советской России», отчасти «Нашего Современника», немногочисленных других изданий, например, образцов этого стиля немало было в газете «День»/«Завтра» (может, и сейчас ситуация похожая, мало знаю о нынешнем облике этого издания).

С некоторым сожалением замечу, что с анализом и тактикой у «изоляционистов» было ещё хуже, чем у «марксистов». Это вообще была не пропаганда: движимые здоровым в своей основе, но всепоглощающим чувством, донести свои тезисы они были способны только тем, кто и так уже находились на одной с ними «волне». К «посторонним» их проповедь, насыщенная образами и сравнениями, а не доводами и аргументами, не была обращена вовсе, более того, она вызывала довольно закономерное отторжение. Даже человек, склонный к крайне критическому взгляду на тогдашнюю действительность и сходным образом оценивавший угрозы, едва сбившись с мрачного настроя, нередко начинал видеть в этих текстах не столько сгусток боли и тревоги, сколько смесь паранойи и жестокости. Чего стоили хотя бы призывы (всерьёз) к массовым публичным поркам (и чуть менее массовым расстрелам), или памфлеты, в которых интеллигенты каждый месяц отправлялись в специальную клинику для спила отрастающих рогов.

Интеллектуальная беспомощность СССР в области технологии воздействия на массовое сознание выглядит особенно провальным на фоне взрывного развития этой сферы на Западе. Есть у «свободной экономики» довольно заметное преимущество перед плановой: многие значимые направления (если им повезло быть востребованными рынком) развиваются «сами собой», не требуя от государства ни инвестиций, ни управленческих усилий (правда, при таком раскладе, развитие может получить и нечто совершенно разрушительное, но это совсем другая тема). При «Плане» же требуется заранее каждую мелочь не упустить, внести в утверждённый и «осмеченный» список мероприятий, в который трудно вносить изменения, даже если конъюнктура того требует настоятельно (впрочем, этот недостаток огосударствлённой экономики тайной не был, и существовали механизмы его, в какой-то степени, исправляющие).

Высокая коммерциализация, которая при рыночной экономике затрагивает в той или иной степени все области жизни – политику, культуру, религию, социальную сферу – является причиной того, что к совершенствованию способов и средств воздействия на массовое сознание привлекаются огромные интеллектуальные силы. «Ассортимент» этих средств огромный, достаточно вспомнить примерный перечень сфер, в которых они выковывались: реклама, маркетинг, брендирование, шоу-бизнес, «имеджмейкинг», «индустрия психоанализа», выборные технологии, PR, «актуальное искусство», создание субкультур, MLM, индустрия моды, «жёлтая» журналистика, стимулирование мотивации работников, коммерческий кинематограф, НЛП, корпоративное управление, да мало ли ещё разноуровневых и разноплановых явлений, успех которых зависит от мастерства в деле «промывки мозгов». Стоит помнить ещё и том, что люди, создававшие этот «арсенал», были мало связаны идеологическими или нравственными рамками: им редко приходилось отказываться от какой-нибудь эффективной методики только потому, что она не соответствует материализму, «попахивает мракобесием» или «эксплуатирует низменные чувства», является «недостойной высокого звания человека».

При этом менее всего я хотел бы в этой заметке нагнетать ненужный пафос и кидаться словами типа «зомбирование», «стадо», «кукловоды» и т. д. Искусство воздействия на массовое сознание есть не только способ «оболванивания» масс, но и способ взаимодействия с массами, побуждения их к деятельности (в т. ч. сравнительно созидательной, в той или иной степени полезной всем). Способ нечистый, низкий, безблагодатный, но в определённых случаях очень продуктивный.

Весь этот арсенал (это слово очень кстати, ведь речь идёт, в некотором смысле, об оружии), прекрасно опробованный и «пристрелянный», в условиях Холодной войны оказался востребован правительствами, спецслужбами, околовластными «мозговыми трестами», средствами массовой информации стран-противников СССР.

Думаю, мне удалось отчасти показать одну из причин, по которой идеологические стычки, происходившие в брешах Железного занавеса, часто заканчивались не в пользу социализма. Дело, как видно, не только в «мещанстве», «животном обаянии» капитализма и прочих малосимпатичных вещах. Я вообще не приемлю аргументы по типу «люди были хуже, чем было нужно идеалистически настроенной власти». Советские бойцы идеологического фронта были хотя и многочисленны и относительно неплохо организованны, но неподготовлены, безобразно «вооружены», слабо мотивированны и вдохновлены и не имели толковых «офицеров» и заметных «полководцев». Вот об этих то последних и стоит сказать особо.

В старом, ещё коротичевском «Огоньке» я прочёл неожиданную статью с лёгким полупатриотическим налётом, в которой была интересная фраза: «Среди сидевших в лагерях и психушках, было тысячи две, тех, кто мог бы выиграть Холодную войну». Ну, насчёт «лагерей и психушек», я бы поостерёгся там кадры искать, а вот то, что стране не хватало 2000, а лучше 20 000 интеллектуалов, способных и готовых на равных противоборствовать в области воздействия на массовое сознание лучшим головам золотого миллиарда, на мой взгляд, несомненно. Здесь нужно чуть-чуть коснуться темы взаимоотношений власти и порождённой ею интеллигенции (и сделать это придётся ещё не раз).

Борьба за умы и сердца соотечественников и даже «идеологические диверсии» против конкурирующих обществ могли бы стать полем сотрудничества между властью и, по крайней мере, частью интеллигенции. Далеко не каждый творческий и образованный человек рождается с рефлексом слюноотделения при взгляде на Запад.

Средний творец хочет трёх вещей (в числе прочего):

1)сделать нечто, что привлечёт к нему интерес (как правило, массовый), поможет запомниться, почему-то это стремление называется «самовыражение»;

2) непременно иметь возможность написать на этом «что-то» свои имя и фамилию максимально большими буквами и непременно так, что бы все-все их увидели;

3) вознаграждения, достаточного, что бы удовлетворить потребительское тщеславие и «забить» на быт: из маленькой и часто неприбранной квартиры перебраться в просторную и обихоженную проворной прислугой, пельмени на кухне заменить на ужин в ресторане и прочие «условия для нормального творчества».

В общем-то, не так много, и то, что Запад представляется единственным местом, где всё это достижимо, никак не вина Запада или интеллигенции (при всём моём критичном к ней отношении).

С первым пунктом было плоховато – необходимость хранить верность «советскому марксизму» в идеологии, «социалистическому реализму» в искусстве и прочим «основам» затрудняла заметные новации. Со вторым пунктом – совсем плохо, никогда не понимал, чем руководствовались люди, которые посылали, например, на международные кинофестивали не режиссёров и актёров, а чиновников от культуры. Отнять у художника (который часто на 2/3 состоит из честолюбия) минуту его триумфа, да ещё международного – это значит нажить не один десяток самых непримиримых (и при этом влиятельных) врагов на ровном месте. Главное, не понятно «зачем?», что бы не сбежал? Куда он сбежит со статуэткой? Ему же домой надо, друзьям похвастаться, оценить, как его рейтинг изменился в тусовке, понять, он уже альфа-особь или ещё нет. Тем более что через год всё равно выпустят на длинном поводке за шмотками, или другую подачку дадут, от которой он хуже освирепеет. С третьим пунктом, с вознаграждениями было в целом получше, но если кратко, можно сказать, что награждали не тех, не так, а, главное, не за то.

Ответственность за то, что в СССР не было ни своего Бжезинского, ни своего Фукуямы лежит целиком на власти. Не интеллигенция отказалась заполнить эти вакансии – их просто не было, нужда в их создании не была осознана. Всё та же «поэма без героя». Это было не единственной, но одной из причин поражения СовСистемы. «Бжезинские» (как вы понимаете, это скорее символ) не могут просто так предать, они люди «большие», «с именем», им «уплачено». А в СССР не было «крупных экспертов», были референты-спичрайтеры, «международники», всевозможные «фёдор-бурлацкие», «маленькие», безымянные, которым «не додали», им предавать не зазорно.

При этом, ощущение системного и уровневого превосходства западных методик «промывки мозгов», переживание их как чего-то неотразимо-соблазнительного, дьявольски-умного сквозило в советской пропаганде во всю, но выводов сделано не было, если не считать непоследовательных попыток законопатить некоторые щели в Железном занавесе.

Упущено было сразу две возможности, точнее три. Хочу быть правильно понятым: я имею ввиду не только пропаганду как таковую, а широкий диапазон от актуального философского дискурса до социальной рекламы. Первая возможность – это, конечно, управление внутренними процессами. Вторая – получение мощного оружия во внешней политике. Мне приходилось читать, что в 60-70-х СССР стоял на пороге глобальной победы, тогдашняя капиталистическая система готова была рухнуть. Не представляю, как это могло случиться, Советский Союз мог покупать или очаровывать иностранных вождей или интеллектуалов, но проводить операции по формированию общественного мнения какой-либо страны поверх их голов был не способен. Ибо умел транслировать только образы и смыслы, которые могли привлечь разве что голодающих и страдающих от эпидемий, ну и немного мальчиков из хороших семей (совсем немного к тому времени).

Третья возможность – это получение поля для сотрудничества с собственными интеллектуалами-гуманитариями.

Мне могут возразить: быть может, где-то в глубинах спецслужб или идеологических отделов и разрабатывались блестящие тактики и стратегии идеологической войны. Во-первых, эти достижения не были продемонстрированы (впрочем, некоторые уверяют, что именно на них КГБ тестировал свои «облучалки мозга», но видимо дальше экспериментов дело не пошло:)). Во-вторых, если вы хотите иметь развитую химическую науку и передовой химпром вам понадобятся десятки факультетов, сотни лабораторий, тысячи предприятий, а не несколько взводов «секретных химиков». То же и с войной за массовое сознание.

Наконец, можно сказать, а зачем это всё? Зачем прикармливать этих тщеславных умников, выращивать гуру пропаганды, придумывать изощрённые способы обмана народа? Не лучше ли было закрыть страну наглухо и просто и прямо сказать подраспустившемуся населению: будьте честными и прилежными, не заноситесь и не мечтайте о личной славе и личном богатстве, не врите, что «жрать нечего», когда на столе самого бедного из наших братьев есть хлеб, молоко, картофель и «завтрак туриста», любите свою страну и будьте благодарны власти, за то, что ваша страна существует и хватит с вас. Может (хотя, есть достойное суждение, что русским не следует кому-либо быть благодарным, кроме Господа Бога), и лучше, равно как и нашим далёким предкам лучше было не вкушать с одного из деревьев в одном Саду, да уж что теперь об этом горевать. Реальность на веки усложнилась и с этим глупо не считаться….

Все статьи циклаПравить

Источник — https://in.wiki/w/index.php?title=Материалы:Степан_Орлов._«Эпоха_Застоя»_—_БЕЗ_БЖЕЗИНСКИХ_(БЕСПОМОЩНОСТЬ_ПРОПАГАНДЫ)&oldid=523736