Изменения

====2.5.3 Интеллектуальные и культурные истории====

====2.5.3 Интеллектуальные и культурные истории====

Другое направление исследований заключается в выявлении скрытой идеологической

Другое направление исследований заключается в выявлении скрытой идеологической структуры Интернета и сравнении ее элементов с другими историческими конфигурациями идей. Этот подход рассматривает Интернет в рамках истории идей или интеллектуальной истории. Ранние работы по киберкультуре (Бенедикт, 1991/2000; Эскобар, 1994/2000) подчеркивали метафизические, мифические, мистические и магические корни киберкультуры. Марк Дери (1996) задокументировал многочисленные примеры того, что Эрик Дэвис (1998) назвал техногнозисом, т. е.е. сочетание архаичных мировоззрений с новыми информационными технологиями. Маргарет Вертхайм (1999) в своем исследовании концепций пространства от Данте до Интернета показала, что идеология киберкультуры ближе к средневековому взгляду с его определением мира как духовного пространства, чем к акценту современной физики на физической или абстрактной природе пространства. Дуализм между материальным и нематериальным, вызывающий воспоминания Гностические учения и идея киберпространства как общего пространства душ, где люди вновь обретают свободу от мертвого груза своих тел и где Разум господствует над материей (например, Барлоу, 1996) стимулировали духовные устремления, но, как заключает Вертхайм, это привело к тому, что киберпространство в конечном итоге не смогло удовлетворить духовные потребности.75Мифологический подход к Интернету представлен также Марком Стефиком (Stefik and Serf, 1997), который применяет юнгианский психоанализ к изучению Интернета и раскрывает метафоры и мифы, лежащие в основе его интерпретации. Он находит четыре устойчивые метафоры – цифровая библиотека, электронная почта, электронная торговая площадка и цифровой мир. Он анализирует архетипы, связанные с четырьмя соответствующими мифами (поскольку метафора - это не что иное, как сжатый миф): хранитель знаний (электронная библиотека), коммуникатор (электронная почта), трейдер (электронная торговая площадка) и искатель приключений (цифровой мир). Таким образом, Интернет рассматривается как совокупность проекций коллективного бессознательного. Другие авторы придерживаются иного подхода к интернет-метафорам. Так, [[Роман Лейбов]] (1997) анализирует метафору движения и места, используемую для описания Интернета в русском языке, в то время как Аннет Маркхэм (2003) рассматривает описания Интернета как способа существования, места и инструмента.76Отредактированный том “Прообразы киберкультуры: интеллектуальная история” (Тофтс, Джонсон и Кавалларо, 2002) стремится “найти предков, исследовать семейные связи и заявить права" киберкультуры, восстанавливая ее предшественников в истории идей, указывая, что "одной технологии недостаточно, чтобы понять эволюцию киберкультуры”. Диапазон найденных аналогий впечатляет. Эрик Дэвис демонстрирует "глубокое, хотя часто и неосознанное картезианство", лежащее в основе киберкультуры с ее разделением тела и разума. Кэтрин Уолдби исследует, как технонаука с честолетие размыло границы между естественным и искусственным (одна из центральных тем киберкультуры) на примере "Франкенштейна" Мэри Шелли. Элизабет Уилсон обсуждает предпосылки концепции Алана Тьюринга "электронного мозга", на основе которой возник его знаменитый тест, и соотношение интеллектуального

структуры Интернета и сравнении ее элементов с другими историческими

и эмоционального в его теоретизировании о компьютерах. Эвелин Фокс Келлер обсуждает кибернетику Винера, которая применила "принципы Жизни для работы в мире неживого’. Сэмюэл Дж. Умланд и Карл Вессел анализируют взаимосвязь между разумом и сложностью в книге Филипа К. Эссе Дика “Человек, Андроид и машина”. Зои Софолиус комментирует манифест Харауэй (1985/1991), прославляющий фигуру киборга как зарождающуюся форму опыта и субъективности, преодолевающую оппозицию между мужчиной и женщиной, естественным и технологическим. Дональд Ф. Теолл прослеживает идею киберкультуры до "хаосмологии" Джеймса

конфигурациями идей. Этот подход рассматривает Интернет в рамках

Джойса, концепции "ноосферы" Тейяра де Шардена и Идеи Маршалла Маклюэна об экстернализации чувств и глобальной деревне, а также иронический образ ‘Тотальной библиотеки’ Борхеса. По мнению автора, общим элементом этих концепций, а также идеи Интернета является слияние реальности и мечты. Поиск литературных прецедентов киберкультуры - еще одна забота автора тома. Таким образом, Брюс Мазлик рассматривает

истории идей или интеллектуальной истории. Ранние работы по киберкультуре

романы Сэмюэля Батлерса “Эревон” (1872) и "Путь всякой плоти" (1903) и обсуждает их центральную тему "преемственности между человеком, животными и машинами и неразрывных связей между этими категориями в киберкультуре" (Mazlik, 2002: 238). Статья Маккайра Джона Поттса (2002: 240) обращает внимание на футуристический манифест Маринетти и прослеживает “утопический импульс, охвативший футуристов

(Бенедикт, 1991/2000; Эскобар, 1994/2000) подчеркивали метафизические,

в начале 20-хчестолетие и следует этому импульсу вплоть до его нынешнего проявления в зоне, известной как киберкультура”. Маргарет Вертхайм (2002) описывает эволюцию киберкультуры в терминах перехода от утопии Мора к утопии Бэкона. Рассел Блэкфорд (2002) анализирует Профили будущего и другие работы Артура Кларка в свете киберкультуры. Ричард Слотер (2002: 264) “контекстуализирует киберкультуру в более широком потоке человеческих реакций на трансформированное будущее”. Сюда входят произведения писателей-фантастов, таких как Джон Бруннер, Уильям Гибсон и Нил Стивенсон; такие фильмы, как "

мифические, мистические и магические корни киберкультуры. Марк Дери (1996)

Бегущий по лезвию", "Терниматор" и "Матрица"; нехудожественные произведения Герберта Уэллса, Льюиса Мамфорда, Герберта Маркузе и Теодора Росзака; и институциональные исследования ориентированных на будущее НПО, таких как Всемирное общество будущего и Всемирная федерация будущего. Однако основное внимание уделяется критическому анализу книги Элвина Тоффлера "Шок будущего" (1970). Его критикуют за “привычку

задокументировал многочисленные примеры того, что Эрик Дэвис (1998) назвал

отдавать предпочтение аспектам внешнего эмпирического мира (фактам, тенденциям, изменениям процессы) и игнорирование внутренних интерпретирующих (мировоззрения, парадигмы, социальные интересы)” (Slaughter, 2002: 270). Автор приходит к выводу, что “Тоффлер, как и многие футуристы, упустил из виду, что область будущего в первую очередь символическая” (там же, курсив в оригинале) и предлагает в качестве альтернативы технократическому подходу к будущему, примером которого является Тоффлер, работу трансперсонального синтезатора Кена Уилбера. Кажется неуместным подробно обсуждать каждую статью в этом сборнике. Однако то, что уже было сказано, это достаточно утверждать, что разнообразие идеологических мотивов и аналогий, раскрываемых книгой, можно свести к нескольким строкам: разделение между телом и разумом; слияние естественного и искусственного, человеческого и механического; расширение чувств и интеллекта с помощью технологий; религиозный и социальный утопизм; и, наконец, решающая роль снов, страхов и надежд в предсказании будущего, ретроспективе прошлого и интерпретации настоящего.

техногнозисом, т. е.е. сочетание архаичных мировоззрений с новыми

 

информационными технологиями. Маргарет Вертхайм (1999) в своем исследовании

Есть много других примеров подхода к интеллектуальной истории Интернета. Таким образом, Манович (1999) утверждает, что компьютерная культура развилась из авангардных практик, разработанных русскими конструктивистами и художниками Баухауза в Германии в 1920-х годах, художественные принципы которых были преобразованы в условности современного человеко-компьютерного интерфейса и программного обеспечения. Он также указывает на то, что производство и распространение информации в Интернете типологически ближе к восемнадцатому веку литературные салоны и небольшие интеллектуальные сообщества, похожие на те, что были в индустриальную эпоху. Чарли Гир (2002) предполагает, что цифровая культура была сформирована разнородными социальными и культурными силами и унаследовала многие идеи из прошлого. Среди идеологических компонентов цифровой культуры он называет “технонаучные дискурсы об информации и системах, авангардную художественную практику, контркультурный утопизм, критическую теорию и философию и субкультурные

концепций пространства от Данте до Интернета показала, что идеология

образования, такие как панк” (там же.: 14). В заключение он подчеркивает важность признания этих элементов, чтобы “иметь возможность сопротивляться и подвергать сомнению отношения власти и принуждения” (там же.: 201), воплощенные в современных цифровых технологиях, которые становятся все более повсеместными и, следовательно, невидимыми. Более того, как он указывает, некоторые элементы, скрытые в цифровой

киберкультуры ближе к средневековому взгляду с его определением мира как

культуре, могут служить моделями для таких вопросов. Рассмотрев историю Интернета, давайте теперь продолжим агентам интернет-творчества.

духовного пространства, чем к акценту современной физики на физической или абстрактной

природе пространства. Дуализм между материальным и нематериальным, вызывающий воспоминания

Гностические учения и идея киберпространства как общего пространства душ, где

люди вновь обретают свободу от мертвого груза своих тел и где Разум

господствует над материей (например, Барлоу, 1996) стимулировали духовные устремления, но, как заключает

Вертхайм, это привело к тому, что киберпространство в конечном итоге не смогло удовлетворить

духовные потребности.75Мифологический подход к Интернету представлен также

Марком Стефиком (Stefik and Serf, 1997), который применяет юнгианский психоанализ к

изучению Интернета и раскрывает метафоры и мифы, лежащие в основе его

интерпретации. Он находит четыре устойчивые метафоры – цифровая библиотека, электронная

почта, электронная торговая площадка и цифровой мир. Он анализирует архетипы, связанные

с четырьмя соответствующими мифами (поскольку метафора - это не что иное, как

сжатый миф): хранитель знаний (электронная библиотека), коммуникатор

(электронная почта), трейдер (электронная торговая площадка) и искатель приключений

(цифровой мир). Таким образом, Интернет рассматривается как совокупность проекций коллективного

бессознательного. Другие авторы придерживаются иного подхода к интернет-метафорам.

Так, Роман Лейбов (1997) анализирует метафору движения и места,

используемую для описания Интернета в русском языке, в то время как Аннет Маркхэм

(2003) рассматривает описания Интернета как способа существования, места и инструмента.76Отредактированный том “Прообразы киберкультуры: интеллектуальная история” (Тофтс,

Джонсон и Кавалларо, 2002) стремится “найти предков, исследовать семейные

связи и заявить права" киберкультуры, восстанавливая ее предшественников в

истории идей, указывая, что "одной технологии недостаточно, чтобы

понять эволюцию киберкультуры”. Диапазон найденных аналогий

впечатляет. Эрик Дэвис демонстрирует "глубокое, хотя часто и неосознанное

картезианство", лежащее в основе киберкультуры с ее разделением тела и

разума. Кэтрин Уолдби исследует, как технонаука с 17честолетие

размыло границы между естественным и искусственным (одна из центральных тем

киберкультуры) на примере "Франкенштейна" Мэри Шелли. Элизабет

Уилсон обсуждает предпосылки концепции Алана Тьюринга "электронного

мозга", на основе которой возник его знаменитый тест, и соотношение интеллектуального

и эмоционального в его теоретизировании о компьютерах. Эвелин Фокс Келлер обсуждает

кибернетику Винера, которая применила "принципы Жизни для работы в мире

неживого’. Сэмюэл Дж . Умланд и Карл Вессел анализируют взаимосвязь

между разумом и сложностью в книге Филипа К. Эссе Дика “Человек, Андроид и

машина”. Зои Софолиус комментирует манифест Харауэй (1985/1991),

прославляющий фигуру киборга как зарождающуюся форму опыта и

субъективности, преодолевающую оппозицию между мужчиной и женщиной, естественным и

технологическим. Дональд Ф. Теолл прослеживает идею киберкультуры до "хаосмологии" Джеймса

Джойса, концепции "ноосферы" Тейяра де Шардена и

Идеи Маршалла Маклюэна об экстернализации чувств и глобальной

деревне, а также иронический образ ‘Тотальной библиотеки’ Борхеса.

По мнению автора, общим элементом этих концепций, а также

идеи Интернета является слияние реальности и мечты.77Поиск литературных прецедентов киберкультуры - еще одна забота

автора тома. Таким образом, Брюс Мазлик рассматривает

романы Сэмюэля Батлерса “Эревон” (1872) и "Путь всякой плоти" (1903) и обсуждает их

центральную тему "преемственности между человеком, животными и машинами и

неразрывных связей между этими категориями в киберкультуре" (Mazlik, 2002:

238). Статья Маккайра Джона Поттса (2002: 240) обращает внимание на

футуристический манифест Маринетти и прослеживает “утопический импульс, охвативший футуристов

в начале 20-хчестолетие и следует этому импульсу вплоть до его нынешнего

проявления в зоне, известной как киберкультура”. Маргарет Вертхайм (2002)

описывает эволюцию киберкультуры в терминах перехода от утопии Мора к

утопии Бэкона. Рассел Блэкфорд (2002) анализирует Профили будущего и другие

работы Артура Кларка в свете киберкультуры. Ричард Слотер (2002:

264) “контекстуализирует киберкультуру в более широком потоке человеческих реакций на

трансформированное будущее”. Сюда входят произведения писателей-фантастов, таких как

Джон Бруннер, Уильям Гибсон и Нил Стивенсон; такие фильмы, как "

Бегущий по лезвию", "Терниматор" и "Матрица"; нехудожественные произведения Герберта Уэллса,

Льюиса Мамфорда, Герберта Маркузе и Теодора Росзака; и институциональные

исследования ориентированных на будущее НПО, таких как Всемирное общество будущего и

Всемирная федерация будущего. Однако основное внимание уделяется критическому

анализу книги Элвина Тоффлера "Шок будущего" (1970). Его критикуют за “привычку

отдавать предпочтение аспектам внешнего эмпирического мира (фактам, тенденциям, изменениям

процессы) и игнорирование внутренних интерпретирующих (мировоззрения,

парадигмы, социальные интересы)” (Slaughter, 2002: 270). Автор приходит к выводу, что

“Тоффлер, как и многие футуристы, упустил из виду, что область будущего

в первую очередь символическая” (там же, курсив в оригинале) и предлагает в качестве альтернативы

технократическому подходу к будущему, примером которого является Тоффлер, работу

трансперсонального синтезатора Кена Уилбера. Кажется неуместным

подробно обсуждать каждую статью в этом сборнике. Однако то, что уже было сказано, это

достаточно утверждать, что разнообразие идеологических мотивов и аналогий,

раскрываемых книгой, можно свести к нескольким строкам: разделение между телом и разумом;

слияние естественного и искусственного, человеческого и механического; расширение

чувств и интеллекта с помощью технологий; религиозный и социальный утопизм; и,

наконец, решающая роль снов, страхов и надежд в предсказании будущего,

ретроспективе прошлого и интерпретации настоящего.Есть много других примеров подхода к интеллектуальной истории

Интернета. Таким образом, Манович (1999) утверждает, что компьютерная культура развилась из

авангардных практик, разработанных русскими конструктивистами и художниками Баухауза

в Германии в 1920-х годах, художественные принципы которых были

преобразованы в условности современного человеко-компьютерного интерфейса и

программного обеспечения. Он также указывает на то, что производство и распространение

информации в Интернете типологически ближе к восемнадцатому веку

литературные салоны и небольшие интеллектуальные сообщества, похожие на те, что были в

индустриальную эпоху. Чарли Гир (2002) предполагает, что цифровая культура была сформирована

разнородными социальными и культурными силами и унаследовала многие идеи из

прошлого. Среди идеологических компонентов цифровой культуры он называет

“технонаучные дискурсы об информации и системах, авангардную художественную практику,

контркультурный утопизм, критическую теорию и философию и субкультурные

образования, такие как панк” (там же.: 14). В заключение он подчеркивает

важность признания этих элементов, чтобы “иметь возможность сопротивляться и

подвергать сомнению отношения власти и принуждения” (там же.: 201), воплощенные в современных

цифровых технологиях, которые становятся все более повсеместными и, следовательно,

невидимыми. Более того, как он указывает, некоторые элементы, скрытые в цифровой

культуре, могут служить моделями для таких вопросов.Рассмотрев историю Интернета, давайте теперь продолжимагентам интернет-творчества.78

===2.6 Субъекты интернет-творчества===

===2.6 Субъекты интернет-творчества===