Изменения

===<big>Есть роли более пьедестальные, но кому-то надо за истопника...</big>===

===<big>Есть роли более пьедестальные, но кому-то надо за истопника...</big>===

Культура Института проблем управления во многом отличалась от большинства организаций и институтов благодаря директору академику Вадиму Александровичу Трапезникову.

Культура [[Институт проблем управления|Института проблем управления]] во многом отличалась от большинства организаций и институтов благодаря директору академику Вадиму Александровичу Трапезникову.

Из этого института вышло много людей, которые потом создали успешный бизнес. Среда института способствовала возникновению того, что я бы назвал «предпринимательством в науке». Много активных людей пришли в бизнес из научно-исследовательской деятельности, где можно было получить некий опыт достижения целей.

Из этого института вышло много людей, которые потом создали успешный бизнес. Среда института способствовала возникновению того, что я бы назвал «предпринимательством в науке». Много активных людей пришли в бизнес из научно-исследовательской деятельности, где можно было получить некий опыт достижения целей.

Максимум, что светило большинству из них, — это быть завлабами. Вот почему для многих советских научных работников уход в бизнес был прорывом. Свои компании они строили как институты имени себя. Если я не могу стать директором НИИ, то учрежу свой собственный и возглавлю его. Поэтому ребята, которые создали компании в период с 1989-го по 1993 год, по-прежнему руководят ими, крайне неохотно идут на слияния и поглощения, что вообще-то не очень хорошо для развития отраслей. И многие мои коллеги вот уже 25–30 лет продолжают свой бизнес — кто-то уже устал, но не может уйти.

Максимум, что светило большинству из них, — это быть завлабами. Вот почему для многих советских научных работников уход в бизнес был прорывом. Свои компании они строили как институты имени себя. Если я не могу стать директором НИИ, то учрежу свой собственный и возглавлю его. Поэтому ребята, которые создали компании в период с 1989-го по 1993 год, по-прежнему руководят ими, крайне неохотно идут на слияния и поглощения, что вообще-то не очень хорошо для развития отраслей. И многие мои коллеги вот уже 25–30 лет продолжают свой бизнес — кто-то уже устал, но не может уйти.

В середине 1980-х годов я был старшим научным сотрудником ИПУ. К начальству лишний раз ходить не любил — даже к своему завлабу Олегу Ивановичу Авену, у которого требовалось получить визу на любую научную публикацию, я тащил себя за шиворот.

В середине 1980-х годов я был старшим научным сотрудником [[ИПУ]]. К начальству лишний раз ходить не любил — даже к своему завлабу Олегу Ивановичу Авену, у которого требовалось получить визу на любую научную публикацию, я тащил себя за шиворот.

В то время у меня были старенькие «Жигули». На них я, как правило, доезжал до ближайшего метро, спускался под землю и ехал в свой ИПУ на «Калужскую». И вот однажды подошёл поезд, толпа внесла меня в вагон и загнала в угол лицом к лицу с заместителем директора института — Николаем Александровичем Кузнецовым. У него в тот день сломалась «Волга», и он тоже оказался в метро. Мы были знакомы шапочно, но раз уж нас на целых двадцать минут прижали друг к другу, так что ни газету, ни книгу не развернуть, то надо было о чём-то разговаривать.

В то время у меня были старенькие «Жигули». На них я, как правило, доезжал до ближайшего метро, спускался под землю и ехал в свой ИПУ на «Калужскую». И вот однажды подошёл поезд, толпа внесла меня в вагон и загнала в угол лицом к лицу с заместителем директора института — Николаем Александровичем Кузнецовым. У него в тот день сломалась «Волга», и он тоже оказался в метро. Мы были знакомы шапочно, но раз уж нас на целых двадцать минут прижали друг к другу, так что ни газету, ни книгу не развернуть, то надо было о чём-то разговаривать.

В середине 1980-х годов я ездил на компьютерную конференцию в Кишинёв и там познакомился с коллегами из Академии наук Молдавии, которые пытались соединить в единую сеть разнородные вычислительные машины академии. Ребята были продвинутые, и мы образовали с ними неформальный коллектив разработчиков — два человека в Москве и четыре человека в Кишинёве. Хочу назвать костяк команды — талантливые специалисты: Михаил Сидоренко, Александр Тукунов и Виктор Романчук. Позже они станут сотрудниками и акционерами нашей ИТ-компании LVS и все переедут в Москву.

В середине 1980-х годов я ездил на компьютерную конференцию в Кишинёв и там познакомился с коллегами из Академии наук Молдавии, которые пытались соединить в единую сеть разнородные вычислительные машины академии. Ребята были продвинутые, и мы образовали с ними неформальный коллектив разработчиков — два человека в Москве и четыре человека в Кишинёве. Хочу назвать костяк команды — талантливые специалисты: Михаил Сидоренко, Александр Тукунов и Виктор Романчук. Позже они станут сотрудниками и акционерами нашей ИТ-компании LVS и все переедут в Москву.

Мы стали разрабатывать уникальную для того времени программную систему («шлюз»), которая позволяла соединять в единую сеть разнородные компьютеры: большие, малые и персональные. Так что программист мог работать с одного терминала в разных средах, независимо где он находится в сети. Это был успешный проект, вполне на уровне мировых разработок, американцы занимались тогда тем же самым, только с более современными моделями компьютеров. Мы систему написали, протестировали, и к 1987 году у нас уже было несколько внедрений в Советском Союзе.

Мы стали разрабатывать уникальную для того времени программную систему («[[гейт|шлюз]]»), которая позволяла соединять в единую сеть разнородные компьютеры: большие, малые и персональные. Так что программист мог работать с одного терминала в разных средах, независимо где он находится в сети. Это был успешный проект, вполне на уровне мировых разработок, американцы занимались тогда тем же самым, только с более современными моделями компьютеров. Мы систему написали, протестировали, и к 1987 году у нас уже было несколько внедрений в Советском Союзе.

Скорее всего, этим бы всё и ограничилось: несколько внедрений в СССР и акты для моей докторской. Если бы не та судьбоносная поездка в метро. Кузнецов из вежливости спросил: «Как дела?» — и я занудно стал грузить его этим нашим молдавским проектом. Он вежливо покивал, мы доехали до станции «Калужская» и разошлись. Но цепочка невероятных событий в тот день продолжалась.

Скорее всего, этим бы всё и ограничилось: несколько внедрений в [[СССР]] и акты для моей докторской. Если бы не та судьбоносная поездка в метро. Кузнецов из вежливости спросил: «Как дела?» — и я занудно стал грузить его этим нашим молдавским проектом. Он вежливо покивал, мы доехали до станции «Калужская» и разошлись. Но цепочка невероятных событий в тот день продолжалась.

Кузнецов пришёл на работу и увидел на своём столе письмо из Министерства приборостроения СССР: в Праге готовился международный семинар по вычислительным сетям, и ИПУ могло командировать одного специалиста. Письмо было адресовано на имя директора института Вадима Александровича Трапезникова, но к нему не попало. Академик был в отпуске. Бумагу перекинули в приёмную его первого зама Иверия Варламовича Прангишвили. В его собственной лаборатории была целая группа Геннадия Стецюры, которая занималась вычислительными сетями, и нет никаких сомнений, что он расписал бы эту бумагу им. Но Прангишвили заболел! И письмо попало на стол человеку, который только что выслушал в вагоне метро мой elevator pitch про проект с сетями. В результате он расписал письмо мне.

Кузнецов пришёл на работу и увидел на своём столе письмо из Министерства приборостроения СССР: в Праге готовился международный семинар по вычислительным сетям, и ИПУ могло командировать одного специалиста. Письмо было адресовано на имя директора института Вадима Александровича Трапезникова, но к нему не попало. Академик был в отпуске. Бумагу перекинули в приёмную его первого зама Иверия Варламовича Прангишвили. В его собственной лаборатории была целая группа Геннадия Стецюры, которая занималась вычислительными сетями, и нет никаких сомнений, что он расписал бы эту бумагу им. Но Прангишвили заболел! И письмо попало на стол человеку, который только что выслушал в вагоне метро мой elevator pitch про проект с сетями. В результате он расписал письмо мне.