Материалы:Юрий Бахурин. НЕБЕСНАЯ АРТИЛЛЕРИЯ БЬЕТ ПО СВОИМ. Российская авиация под «дружественным огнем» (1914-1915)
Первая мировая война 1914–1918 гг. открыла эпоху воздушных войн, сделав войну «трехмерной» Авиация из модного увлечения эксцентричых одиночек в 1908–1912 гг., к началу 1917 г. превратилась в самостоятельный род войск. Изучение тех знаковых событий для России актуально вдвойне, так как проблематика Великой войны до недавнего времени находилась на переферии нашей исторической науки. История боевых действий на Восточном фронте Первой мировой вообще, и применения в них авиации в частности до сих пор таят в себе немало «белых пятен».
Исследователь истории русской авиации полковник запаса С.П. Елисеев в одной из своих публикаций отмечал: «Война застала авиацию «в периоде неполной организованности» <...> В войсках не знали своих летательных аппаратов. Последнее обстоятельство приводило иногда к их обстрелу русской пехотой»[1]. Это самое «иногда» практически не изучалось отечественными военными историками. Однако доступные факты и свидетельства участников боевых действий и современников, позволяют нам поставить вопрос о распространенности подобных явлений в первые годы Великой войны, ответу на который и посвящена эта статья.
На первый взгляд, ситуация выглядит по меньше мере странно — ведь неотъемлемым элементом самолетов были и остаются опознавательные знаки, индивидуальные для аппаратов каждого из государств. Они были введены и в русской авиации в марте 1914 г.: для аэропланов авиационных частей русской армии таковыми являлись трехцветные круги, для частных аэропланов – трехцветные треугольники. Однако в уже в начале войны выяснилось, что опознавательные знаки Российской Империи плохо различимы с земли. Порой ситуация принимала близкие к абсурду черты, подобные случаю, описанному в мемуарах русским летчиком, участником Первой мировой войны В.М. Ткачевым. 15 августа 1914 г. он был вызван в штаб IV армии, где получил приказ генерал-квартирмейстера доставить начальнику армейской кавалерии пакет. При этом пилота предупредили о том, что существует риск попасть под обстрел своей же пехоты во время полета над позициями. Ткачев к этим словам отнесся пренебрежительно и в результате угодил под плотный ружейный огонь. Вынужденная посадка, серьезная опасность для жизни и порча аэроплана справедливо возмутили офицера, однако беседовавший с ним затем генерал возражал: «...На крыле нашего аэроплана должен быть круг русских национальных цветов, а у вас ведь круги»[2] (выделение мое — Ю.Б.).
27 августа 1914 г. штаб III армии сообщал командующему XI корпусом генералу от кавалерии В.В. Сахарову: «Случаи стрельбы по своим аэропланам продолжаются, несмотря на ясные признаки, сегодня был обстрелян летчик капитан Нестеров сборной командой 42-й пехотной дивизии близ деревни Ясиновице, телеграфной командой шестого саперного батальона, частями 128-го Старооскольского полка у Злочева. Аппарат прострелян в нескольких местах. Прошу принять самые энергичные меры, чтобы прекратить эту беспорядочную стрельбу по своим аэропланам. Драгомиров»[3].
Судьбе было угодно сохранить жизнь штабс-капитану еще чуть менее чем на 2 недели. А 128-й пехотный Старооскольский полк же вновь «отличился» уже на следующий день — его солдатами, наряду с другими частями XI армейского корпуса, в районе Скварова были обстреляны штабс-капитан Плотников и поручик Войткевич. Огонь продолжал вестись даже после приземления аэроплана. Пехота прекратила огонь, лишь услышав брань летчиков, бывших на волосок от гибели[4].
Безусловно, подобные явления происходили не только на Восточном фронте и не были характерны сугубо для русской армии. Знаменитый германский ас Манфред фон Рихтхофен писал, вспоминая начало своего боевого воздушного пути: «Тогда у меня еще не было представления о наших авиаторах. Я очень разволновался, когда увидел первого летчика, даже не зная, союзник он или враг. В то время я не знал также, что немецкие самолеты помечаются крестом, а вражеские — кругами. Поэтому мы палили по каждому самолету. Наши старые пилоты до сих пор рассказывают о болезненных чувствах, возникавших при беспрестанном обстреле своими же»[5].
Однако в Действующей Армии продолжали фиксироваться инциденты такого рода — 9 сентября 1914 г. у деревни Бенгхейм солдатами 288-го пехотного полка были расстреляны 4 аэроплана Гродненского крепостного авиационного отряда. В последующем приказе № 105 войскам I армии ее командующего генерала от кавалерии П.К. Ренненкампфа в числе прочего говорилось:
«Этим преступным огнем, свидетельствующим о панической боязни полковника Ратькова, наши летчики убиты и тяжело ранены.
Штаб-офицер, так мало разбирающийся в обстановке, подверженный панической боязни перед появлением своих даже аэропланов, принимаемых им в силу паники за немецких, не может командовать частью <...>
Еще раз подтверждаю строжайшее запрещение открывать огонь по аэропланам низко летающим, значит нашим, или снижающимся к войскам»[6].
Подобные курьезные формулировки были призваны хотя бы каким-то образом сориентировать нижних чинов пехоты и артиллерии в разнообразии кружащих над передовой летательных аппаратов. Вдобавок на низколетящих аэропланах могли быть различены опознавательные знаки. Но, как показывала практика, ими были оснащены не все самолеты. 17 сентября 1914 г. по войскам I армии Ренненкампфа был издан примечательный приказ: в нем говорилось о прибытии в Действующую Армию новых аэропланов, внешне схожих с немецкими и без каких-либо отличительных знаков. Дабы уберечь машины от уничтожения «своими же», командующий под страхом немедленного расстрела строжайше запретил вообще открывать огонь по воздушным целям[7]. Спасать свои жизни и военное имущество от вражеской авиации предписывалось маскировкой. Однако она не могла уберечь войска от флешеттов — металлических стрел, которые немцы в изобилии рассеивали с аэропланов над позициями противника, либо его частями на марше. Конечно, русские авиаторы не оставались в долгу, поражая вражескую кавалерию свинцовыми «стрелами» конструкции В. Слесарева[8], но, как вспоминал известный германский летчик-ас Эрнст Удет, стрелы были лишь началом — за ними последовали бомбы[9]. И конечно же средства маскировки того времени не могли спасти от убийственного артиллерийского огня, управляемого с воздуха немецкими корректировщиками...
Одним словом, подобные «меры» оказались как минимум бесполезными. Одновременно с этим приказ по войскам II армии № 14 от 22 августа 1914 г. всецело поощрял открытие огня по неизвестным самолетам — разумеется, при опознании его офицером как неприятельского. В тексте также приводились опознавательные знаки германской авиации, а завершался он посулом: «Орудие, подбившее аэроплан противника, будет отличено выдачей особого денежного приза»[10].
В октябре 1914 года в специальном приказе главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала от инфантерии Н.В. Рузского приводились случаи расстрела воздухоплавательных аппаратов своими же войсками. Так, еще 9 сентября в Бенгхейме были расстреляны четыре аппарата Гродненского крепостного авиационного отряда 288-м пехотным полком, когда аппараты снижались. Имелись убитые и раненые, при этом также были повреждены аэропланы. В связи с этим Н.В. Рузский приказал «открывать огонь по воздухоплавательным аппаратам, если опознавательные знаки не видны, только в том случае, когда аппарат будет бросать бомбы или сигнализировать неприятелю особыми ракетами»[11].
Несмотря на это, 17 ноября 1914 г. в войсках I армии вновь был отмечен случай обстрела обозными аэроплана, пролетающего над Сохачевом. Угрозы Ренненкампфа в отношении нарушителей приказов не были пустым звуком — виновных расстреляли на месте[12].
Возможно, наибольшая интенсивность обстрелов русскими пехотными частями и средствами ПВО собственной авиации наблюдалась с начала 1915 г. в, вернее, над Варшавским укрепленным районом. Например, 31 января 1915 г. по русскому аэроплану, летчик которого неверно сообщил направление своего полета и стал кружить над мостами через Вислу («о том, что будут пробные полеты, с аэродрома знать не дали, и не был выполнен ни один из опознавательных сигналов»), было выпущено две шрапнели. Поскольку аппарат сразу стал снижаться, трагедии удалось избежать[13].
Туда, а именно в Яблонну, была передислоцирована знаменитая Эскадра Воздушных Кораблей[14] в составе семи авиаотрядов. Место базирования было выбрано в первую очередь с учетом его безопасности — с севера её прикрывал Новогеоргиевск. При этом командование забыло сообщить гарнизону крепости о передислокации «Муромцев». Вскоре российские тяжелые бомбардировщики начали совершать боевые вылеты, нанося удары по германским позициям и производя аэрофотосъемку важнейших оборонительных объектов. При этом они регулярно попадали под обстрел крепостной артиллерии Новогеоргиевска, расчеты которой принимали русские бомбардировщики за машины противника[15]. Очевидец событий, штабс-капитан С.Н. Никольской вспоминал: «На рассвете 21 февраля 1915 г. воздушный корабль «Илья Муромец Киевский» под командой штабс-капитана Горшкова вылетел в западном направлении и, набирая высоту, скрылся из глаз наблюдавших. Из штаба Эскадры передали по телефону в штаб Новогеоргиевской крепости, что вылетел наш корабль на боевое задание, и просили предупредить форты не открывать по нему огня»[16]. Вылет оказался неудачным, и его было решено повторить на следующий день. На этот раз «корабль дважды попадал под ружейно-пулеметный огонь над фортами Новогеоргиевской крепости, но попаданий в корабль не было». Поручик Башко, так же входивший в экипаж Горшкова, был серьезно рассержен обстрелом их самолета шрапнелью; «следовало бы их угостить пулеметным огнем, но решили этого не делать»[17] — рассказывал он.
Третий по счету боевой вылет «Ильи Муромца Киевского» 25 февраля 1915 г. также увенчался обстрелом русских войск и артиллерийских батарей, при том, что противник вовсе не открывал огня по самолету. Коменданту Новогеоргиевска генералу от кавалерии Н.П. Бобырю незамедлительно была послана телеграмма с категоричным требованием не обстреливать снижающиеся аппараты Эскадры Воздушных Кораблей.
В конце мая 1915 г. Эскадра была перебазирована в Белосток. Однако несколько месяцев спустя бомбардировщики «Илья Муромец» принимали участие в обороне Новогеоргиевска, с которой связана, пожалуй, одна из наиболее ярких страниц истории русской авиации в Первую мировую войну. К 19 августа падение крепости казалось неминуемым, и необходимо было не допустить захватами врагом штандартов и секретной документации. В условиях полного окружения вывезти их позволял лишь один транспортный путь – воздушный.
Решено было использовать воздухоплавательную роту, силами которой произвели пробный запуск. Однако ветер занес аэронавтов в Германию, лишь один аэростат приземлился на своей территории[18].
Подобный риск при транспортировке знамен был недопустим, а плохая видимость ввиду густого тумана и непрекращающийся обстрел делали перелет чрезвычайно опасным предприятием. Тем не менее, ранним утром 6 августа, авиаотряд получил предписание о вылете. Инициатором вывоза крепостных штандартов и георгиевских наград воздушным путем был подпоручик К.К. Вакуловский, обратившийся с этим предложением к начальнику штаба Новогеоргиевска. Только клятвенное обещание авиатора уничтожить штандарты и регалии в случае угрозы их захвата неприятелем убедило Н.И. Глобачева дать разрешение на транспортировку. Вместе с К.К. Вакуловским в вылете участвовали также штабс-капитан Ю.М. Козьмин с летчиком-наблюдателем на борту аппарата; штабс-ротмистр А.Н. Ливотов – ему, везущему секретную документацию, боевую историю отряда, а так же летчика-наблюдателя с механиком, пришлось совершить посадку в расположении войск противника, но перелет был завершен благополучно. Штабс-капитан И.И. Масальский – командир 33-го корпусного авиаотряда, предварительно уничтожив все его его имущество, вывез из Новогеоргиевска секретные дела. Младший унтер-офицер О.П. Панкратов и штабс-ротмистр Б.И. Свистунов, первым поднявшийся в воздух и спасший лучшего механика отряда[19]. Отважные авиаторы пролетели над территорией противника 200 километров и опустились у Белостока. Однако в пути, по сообщению М.К. Лемке, один из аэропланов с летчиком А. Ливотовым попал в Барановичи, где и подвергся обстрелу батареи при Ставке под командой А.А. Савримовича[20].
Тем не менее, храбрыми летчиками были спасены от бесчестия знамена второочередных 229-го пехотного Сквирского, 230-го пехотного Новоград-Волынского, 231-го пехотного Дрогичинского, 232-го пехотного Радомысльского, 250-го пехотного Балтийского, 251-го пехотного Ставучанского и 252-го пехотного Хотинского полков[21]. За свой подвиг командир отряда И.И. Массальский Высочайшим Приказом от 22 августа 1915 г. был удостоен ордена св. Станислава 2-й степени с мечами[22]. А днем ранее из крепости вылетел поручик Л.А. Гринев, имеющей своей миссией сообщить Верховному Главнокомандующему обстановку в осажденной крепости. Под плотным вражеским огнем он поднялся в воздух, в густом тумане дважды сбивался с курса, сильным ветром его самолет мотало то к Варшаве, то к Брест-Литовску, но после 3,5-часового полета он все же достиг расположения русских войск. Высочайшим Приказом от 31 марта 1916 г. поручик Гринев был награжден за храбрость Георгиевским оружием[23].
Великий князь Андрей Владимирович отмечает в своем дневнике: «6 августа. Сегодня прилетели из Новогеоргиевска 4 летчика. Всего вылетело 9, об остальных сведений пока еще нет. Летчики привезли штандарт и Георгиевские кресты. Они сообщили, что неприятеля положили очень большое количество и крепость дорого стоит им. По радио комендант сообщил, что надежды удержать крепость уже нет… Гарнизоны фортов 15-го и 16-го погибли»[24]. По свидетельству Ю.Н. Данилова, оказавшегося очевидцем посадки, авиаторы вновь были обстреляны русскими артиллеристами из импровизированных зенитных орудий[25], однако в рапорте штабс-ротмистра Свистунова не содержится упоминаний об этом[26].
Таким образом, справедливыми, хотя и отчасти, представляются сказанные впоследствии слова авиатора-ветерана Первой мировой войны А.В. Шиукова: «С первых же дней первой мировой империалистической войны злейшим врагом авиации сделалась артиллерия. Стоило только какому-нибудь — нашему ли, неприятельскому ли — самолету появиться в небе, его со всех сторон начинали обстреливать из пушек, пулеметов и винтовок»[27]. Свидетельство же цитировавшегося выше В.М. Ткачева: «У нашей авиации в то время имелось два серьезных врага: первый — слабость моторов <...>, второй — ружейный огонь с земли и не только неприятельской пехоты, но очень часто (поначалу) и своей собственной»[28] — может служить ответом истории на поставленный в начале статьи вопрос.
Основными причинами столь удручающего положения вещей были следующие факторы. Во-первых, войсковая среда не была должным образом информирована и психологически готова к появлению в небе над своими позициями невиданных прежде аппаратов, подспудно ассоциировавшихся с угрозой. Во-вторых, безусловно сказалась неспособность командования предложить внятное решение этой проблемы и раз за разом запрещавшего стрелять по аэропланам «низко летящим, значит нашим», а то и вовсе по всем. В-третих, к началу Первой мировой войны конструкторская мысль в различных странах шла довольно -таки сходными путями и аэропланы различных стран как правило с земли выглядели практически одинаково. Сказалась и чисто российская специфика — в предвоенный период отечественная авиапромышленность была слаба и когда возникла необходимость наращивания воздушных сил, аэропланы, как и многое другое, пришлось закупать у союзников, что не могло не добавить неразберихи. Кроме того, существовал и завод В.А. Лебедева, поставлявший на фронт истребители и разведчики, собранные из трофейных германских «Альбатросов» или из найденных на земле обломков. Производившийся на заводе полным циклом «Лебедь» XII с французским мотором «Сальмсон» вообще копировал конструкцию «Альбатроса» B. II. [29] и неудивительно что пехота и наводчики орудий ПВО путали их с германскими аппаратами. И, наконец, по верному замечанию С.Г. Нелиповича, взаимодействие артиллерии и авиации оставалось только тактическим, без объединения в одних руках.
В заключение представляется уместным привести слова исследователя С.Н. Покровского, который в созданном в 20-е гг. прошлого века коллективном труде о Первой мировой войне указывал: «Трудности стрельбы по воздушным целям вызывают малый процент попадания <...> По несомненно преувеличенным данным, в 1918 г. один сбитый самолет приходился на 6000 выстрелов»[30]. Ему из Италии вторил военный теоретик генерал Д. Дуэ, считавший результатом применения зенитной артиллерии лишь бесполезную трату времени и сил[31]. По всей видимости, статистика одних лишь обстрелов русскими пехотными частями и силами противовоздушной обороны собственных аэропланов в 1914–1915 гг. могла бы скорректировать вышеуказанные цифры. Но одновременно с этим и утверждение маститого Дуэ было опровергнуто самой историей. Дальнейшее развитие средств ПВО России показывает качественный рост их боеспособности. В частности, уже с декабря 1915 г. для получения практических навыков зенитные батареи ежемесячно выезжали на фронт, где принимали участие в стрельбе по воздушным целям[32]. Так, ценой порой жестоких ошибок, в годы Первой мировой войны создавалась слава отечественных сил ПВО.
__________________________
[1] Цит. по: Елисеев С.П. Развитие авиации русской армии в Первой мировой войне. «Военно-исторический журнал». 2008. № 2. С. 21.
[2] Цит. по: Ткачев В.М. Крылья России. Воспоминания о прошлом русской военной авиации. СПб., 2007. С. 305.
[3] Цит. по: Рохмистров В.Г. Авиация великой войны. М., 2004. С. 84.
[4] Там же. С. 86.
[5] Цит. по: Richthoven von M. Der rote Kampfflieger. Berlin, 1933. S. 41. В пер.: Рихтхофен, фон М. Красный истребитель. М., 2004. С. 31.
[6] Отдел военной литературы Российской государственной библиотеки (ОВЛ РГБ). Δ 157/20. Л. 101.
[7] Там же. Л.118.
[8] Андреев В. Прерванный полет. Русская авиация в Первой мировой войне // Родина. 1993. № 8–9. С. 70.
[9] Udet E. Ace of the Iron Cross. N.Y., 1970. P. 3.
[10] ОВЛ РГБ. Δ 157/22. Л. 46.
[11] Лашков А.Ю. Опознавательные знаки авиации России. «Военно-исторический журнал». 2002. № 8. С. 47.
[12] ОВЛ РГБ. Δ 157/20. Л. 266об.
[13] Нелипович С.Г. Стражи мирного неба. «Факт». 1999. 8 апреля. С. 8. Любопытно, что в дальнейшем, публикуя цитируемую статью, автор изъял из текста упоминание об этом эксцессе. См.: Противовоздушная оборона Варшавы в 1914–1915 годах. В кн.: Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. М., 2006. С. 300–306.
[14] Волков А.М. Самолеты на войне. М., 1946. С. 18.
[15] Бахурин Ю.А. Порт-Артур на Висле. Крепость Новогеоргиевск в годы Первой мировой войны (в соавт. С И.М. Афонасенко). М., 2009. С. 37–38.
[16] Цит. по: Никольской С.Н., Никольской М.Н. Бомбардировщики «Илья Муромец» в бою. Воздушные линкоры Российской империи. М., 2008. С. 184–185.
[17] Там же. С. 188.
[18] Полозов Н.П., Сорокин М.А. Воздухоплавание. М., 1940. С. 40.
[19] Ю.М. Гальперин в числе пилотов так же сообщает фамилию Тысвенко, инициалы и чин коего неизвестны. Cм.: Гальперин Ю.М. Воздушный казак Вердена. М., 1990. С. 225.
[20] См.: Лемке М.К. 250 дней в Царской Ставке (25-го сентября 1915 года – 2-го июля 1916 года). Пг., 1920. С. 215.
[21] Шевяков Т.Н., Пархаев О. Знамена и штандарты Российской императорской армии конца XIX – начала XX вв. М., 2002. С. 32.
[22] Нешкин М.С., Шабанов В.М. Авиаторы – кавалеры ордена Св. Георгя и Георгиевского оружия периода Первой мировой войны 1914–1918 годов. М., 2006. С. 184.
[23] Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Именные списки 1769–1920. Биобиблиографический справочник / Отв. сост. В.М. Шабанов. М., 2004. С. 478.
[24] Цит. по: Военный дневник великого князя Андрея Владимировича. М., 2008. С. 167.
[25] Данилов Ю.Н. Великий князь Николай Николаевич. Париж, 1930. С. 187–188. В переиздании: Жуковский; М., 2006. С. 258.
[26] Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф.2019. Оп.1. Д.66. Л.284–287.
[27] Шиуков А.В. Война в воздухе. М.-Л., 1941. С. 109.
[28] Цит. по: Ткачев В.М. Указ. соч. С. 295.
[29] Соболев Д. А., Хазанов Д.Б. Немецкий след в истории отечественной авиации. М. 2000 С. 40
[30] Покровский С.Н. Воздушный флот. В кн.: Энциклопедический словарь русского библиографического института Гранат. Т. 46: Четырехлетняя война и ее эпоха. М., 1941. С. 318. В переизд.: Великая забытая война. М., 2009. С. 364–365.
[31] См.: Дуэ Д. Господство в воздухе. Сборник трудов по вопросам воздушной войны. М., 1936. С. 107. В переизд.: Дуэ Дж. Господство в воздухе. Вероятные формы будущей войны; Вотье А.М.П. Военная доктриа генерала Дуэ. М.; СПб., 2003. С. 90.
[32] Комаров Н.Я. Военная авиация и средства ПВО России в годы первой мировой войны. «Вопросы истории». 1974. № 4. С. 203.