Материалы:Михаил Мухин. «ПОЧЕМУ РАСПАЛСЯ СССР?» — 1990-й ГОД. РАССЫПАЮЩИЙСЯ СОЮЗ И ПРОСЫПАЮЩАЯСЯ РОССИЯ

Провозглашение российского суверенитета хронологически совпало со вступлением СССР в фазу открытого кризиса. Поэтому весь 1990 г. имеет смысл рассматривать именно под этим углом зрения – как и почему в недрах одного государства начало рождаться другое. Итак, с 1990 г. отдельные негатичные тенденции стали сливаться в общий обвал государства как такового. Углубляющийся кризис в экономической сфере вызвал уже не снижение темпов роста ВВП, а спад самого ВВП в абсолютных цифрах. Вслед за ним вниз поползли значения капвложений в промышленность и уровня жизни, зато резво устремились вверх отметки инфляции. Межэтнические конфликты из разряда редкостных диковинок как-то незаметно перекочевали в категорию обыденных событий. Только за первую половину 1990 г. было зафиксировано 4648 погромов на национальной почве, а 600 тыс. чел. официально являлись беженцами.

Начало реформы политической системы привело к общему снижению уровня управляемости социальными процессами. Согласно и духу, и букве реформ властные полномочия должны были перейти от органов партийных к органам советским, однако местные советы не имели ни подготовленных кадров, ни соответствующих административных структур. В результате влияние Центра на политические и экономические процессы «на местах» стремительно редуцировалось, страну захлестнула своеобразная «эскалация безнаказанности». Практически любой взбрык или закидон местной власти в лице облсовета или Верховного Совета автономной ССР моментально становился легитимным, именно потому, что генерировался официальным источником советской власти. Следует иметь в виду, что советская система управления, как она сложилась в 1930-е годы, носила своеобразный театральный характер. Была властная система реальная, состоящая из органов партийной иерархии; и была бутафорская – из органов власти советской. Разумеется, все эти исполкомы и облсоветы определённый функции выполняли, но реальная ВЛАСТЬ, выработка стратегии действий и воплощение таковой стратегии в жизнь, – находилась в других руках. Теперь партийные органы от властных полномочий отделили, но бутафорское солнышко почему-то не хотело восходить само (без рабочих сцены), а поезд из папье-маше почему-то никуда не ехал.

ПрезидентствоПравить

Оратор. Митинг в ЦПКиО (1989-1990). Фото - Дмитрий Борко

Как уже говорилось выше, конец 1989 – начало 1990 г. ознаменовалось резким нарастанием этнических конфликтов и экономических проблем, с одной стороны, и спадом управляемости страной – с другой. В этой ситуации постоянным рефреном СМИ стал тезис «Горбачёву не хватает власти!». На практике этот газетный штамп вылился в требование создать некий новый политический институт, который наконец даст руководству страны необходимые полномочия для эффективного, а главное – оперативного – вмешательства в разнообразные кризисные ситуации, плодящиеся на просторах Союза. В марте 1990 г. на III Съезде народных депутатов СССР было принято 2 важнейших для дальнейшей судьбы СССР решения – учреждался пост президента СССР и отменялась приснопамятная 6 статья конституции, юридически обосновывавшая «руководящую роль КПСС» в СССР. Т.о., Горбачёв, с одной стороны, отделял партию (и все антигорбачёвские группировки, которые рассчитывали использовать против него партийные структуры) от государственной власти; а с другой стороны – легитимизировал свою персональную верховную власть, которая теперь проистекала не из факта его «генсекства», а от «свободного волеизъявления народа». Легитимность, правда, получилась так себе – избрание президента не всенародным голосованием, а Съездом ставила первого и последнего президента СССР в зависимое от высшего законодательного органа положение. Но на тот момент это, видимо, Горбачёва не слишком заботило. Однако радость от успешно осуществлённой операции по смене источника власти и получения новых регалий была практически тогда же омрачена двумя обстоятельствами. Во-первых, уже на III съезде Назарбаев заявил, что на республиканском уровне тоже хорошо бы ввести пост президента. Разумеется, Горбачёв резко воспротивился. Суть новации была в том, что бы встать на новую ступень НАД региональными лидерами. Если президентов будет много – президент СССР потеряет свою исключительность, и тогда ради чего, спрашивается, городился весь этот огород? Однако 30 марта 1990 г. пост президента был явочным порядком введён в Узбекистане. Горбачёв был вынужден проглотить пилюлю. Почему? Да потому что в полный рост встало «во-вторых». А во-вторых очень быстро выяснилось, что быть президентом – это означает не смену таблички на двери, а создание своей собственной, подчинённой непосредственно президенту, администрации. Той самой «вертикали власти», которую нынче ругают и «справа» и «слева», но без которой – никуда. Между тем такую «президентскую администрацию» Горбачёв не сумел отладить до августа 1991 г., что уж говорить про весну 1990. В стране был Верховный Совет, был Съезд нардепов, даже система «ЦК – обкомы», хоть и отлучённая официально от власти, сохранялась. А президентской администрации – не было, поэтому всё что оставалось Президенту СССР – делать известную мину при игре определённого качества.

Стихийные вещевые рынки - еще одна картинка экономического коллапса

Российский суверенитетПравить

Зима-весна 1990 г. стало временем нарастания движения за самостоятельность России. В последнее время стало модным иронично спрашивать «день независимости от чего/кого мы тут празднуем»? Однако события 1990 г. показывают, что бороться за суверенитет причины таки были. В марте 1990 г. Совмин РСФСР обсуждал проект экономической самостоятельности России. Что бы такой вопрос был поднят на уровне республиканского правительства требовалось ОЧЕНЬ явное пренебрежение проблемами республики со стороны союзного руководства и ОЧЕНЬ хорошее понимание ущемлённости своего положения со стороны большинства республиканской элиты. В частности, на упомянутом совещании отмечалось, что РСФСР производит 2/3 совокупного ВВП СССР, но потенциал российской промышленности используется в общесоюзных интересах в значительно большей, по сравнению с другими республиками, мере. По сути, речь шла о неэквивалентном обмене между РСФСР и Союзом. В результате сложившихся диспропорций, Россия занимала последнее место между союзными республиками по уровню социальных расходов на жителя и восьмое – по обеспеченности жильём. В политическом плане именно этот период (первая половина 1990 г.) стал временем формирования «большой коалиции»: российская республиканская элита, выступавшая за независимость от Центра + радикальное крыло союзной элиты, ратовавшее за углубление реформ, и рассчитывавшее на республиканском уровне обойти оппонентов более консервативных взглядов. Объединившись, эти 2 группировки сумели добиться принятия на I Съезде нардепов РСФСР Декларации о государственном суверенитете России.

Уже тогда практически синхронно начали формироваться 2 крыла республиканского политического спектра. Партийные работники среднего звена, отчаявшись получить «ханский ярлык» на право создать республиканскую компартию, явочным порядком создали коммунистическую партию России (КПР), на чём, собственно, и успокоились. Никакой внятной программы дальнейших действий у них не было тогда, да и поныне с внятными программами у КПРФ не густо. Значительно интересней дела развивались на правом фланге. Громогласно объявил о своём создании целый ряд партий, союзов, федераций и т. п. организаций: социал-демократы, демократы, социалисты, кадеты и несть им числа. Даже монархисты сподобились создать несколько организаций, немедленно разругавшихся промеж себя. Эти, с позволения сказать, партии, были столь «многочисленны», что кто-то из пионеров отечественной политологии предложил именовать их «диванными». Мол, все члены отдельно взятой партии вполне могли уместиться на диване. Это, конечно шутка, но в каждой шутке… Впрочем, достаточно быстро большинство новых партий объединились на базе тотального отторжения социализма в любых его проявлениях. Формой такого объединения стало движение «Демократическая Россия», поставившее перед собой задачу захвата республиканского уровня управления через выборы.

Ситуация в КПССПравить

Между тем ситуация в партии была если не катастрофичной, то кризисной – безусловно. Под вывеской формально единой организации сосуществовали (причём порой уже совсем не «мирно») 3 группировки: консервативная, умеренно-реформаторская и радикально-реформаторская, и разногласия между этими группировками носили уже явно непримиримый характер. В руководстве партии боролись представители 2 точек зрения. «Ликвидаторы» считали, что КПСС в том виде, котором она сложилась – это хребет тоталитарной системы, и лучшее, что с ней можно сделать – попросту снести до основания. «Прагматики» апеллировали к тому, что КПСС де-факто – инструмент управления, и попросту ломать работающую машину – бессмысленно, а ломать, не выстроив предварительно систему-заменитель – ещё и опасно. Судя по всем, Горбачёв склонялся к т.з. «ликвидаторов». Хотя он старался дистанцироваться от партийных проблем, создание РКП ставило его в положение «генерала без армии», поэтому против «раскольников» была начата широкомасштабная компания в СМИ. Общий посыл был направлен на дискредитацию банды партийных функционеров и номенклатурщиков, создающих сепаратистскую партию для борьбы с Перестройкой и Ускорением. Впрочем, вскоре вектор действий изменился, и Горбачёв взял курс на дезинтеграцию КПСС как таковой.

На XXVIII съезде партии Программа была заменена неким документом, имеющим аморфное название «К гуманному демократическому социализму», представлявшему собой некий набор деклараций из разряда «за всё хорошее и против всего плохого». Решения съезда официально разрешали создание внутри партии неких «платформ», а республиканские компартии получали (фактически, неограниченную) «самостоятельность». При этом республиканские компартии получили право самим разрабатывать собственные программы, которые должны были лишь иметь общие принципы с программными документами КПСС. С учётом того, что у самой КПСС теперь вместо Программы было воззвание в духе «К такому и сякому социализму», было решительно непонятно, с чем, собственно, и насколько «общие» должны были иметь принципы программы республиканские компартии. В целом, XXVIII съезд санкционировал трансформацию КПСС из теневой властной структуры не в политическую партию в нормальном, принятом сейчас, смысле слова, а в некий дискуссионный клуб.

Россия для Союза или Союз для России?Править

Начинающий политик Владимир Жириновский. Фото-Дмитрий Борк

Но вернёмся от дел партийных – к делам российским. Принятие Декларации о российском суверенитете было важной политической акцией. Власть российская впервые вышла из тени власти союзной и заявила об особых интересах именно России. Однако заявить о своём суверенитете было много легче, чем его воплотить в жизнь. Для проведения любой (правильной или неправильной – вопрос второй) политики требуются материальные и административные ресурсы, а вот с этим у российской власти было туго. Если в других республиках СССР республиканскому руководству было подведомственно от 25 до 60% предприятий на территории соответствующей республики, то для РСФСР этот показатель составлял лишь 17%, а подавляющая часть промышленных объектов подчинялись союзным ведомствам. В отличие от прочих республик, РСФСР не имела своих силовых ведомств. В этом смысле российские власти находились в значительно худших стартовых условиях, нежели руководители прочих союзных республик – в России требовалось не выводить административные единицы из союзного подчинения, а создавать такие единицы с нуля. Борьба за властные, административные и финансовые ресурсы была жёсткой, яростной и бескомпромиссной.

Разумеется, можно сейчас обвинять российское руководство тех лет в том, что своей политикой оно объективно работало на развал СССР. Однако нельзя при этом упускать из виду, что союзное руководство на тот момент взяло курс на задабривание республиканских элит за счёт спонсирования их из федерального бюджета. А т. к. наполнялся он в основном за счёт России, по сути речь шла о перераспределении ресурсов в ущерб России в пользу прочих республик ради сохранения (на некоторое время) властных полномочий союзного руководства (хотя бы и в ограниченной форме). Думается, что в тех условиях позиция российского руководства была осмысленной и обоснованной. В условиях, когда союзное руководство не могло/не хотело защищать интересы одной из республик, эта республика была обязана защищать свои интересы сама.

Так или иначе, в борьбе за ресурсы с союзным руководством у «российской партии» была важное позиционное преимущество: возможность, с одной стороны, безнаказанно критиковать (сами-то российские лидеры к власти допущены не были, а значит ни за какие провалы ответственности нести не могли); а с другой – обещать хоть молочные реки, хоть манну небесную, но – «когда мы придём к власти». Очень скоро была эмпирически нащупана тактика «встречного пала». На любую популистскую декларацию союзного Центра российское руководство отвечало ещё более популистской декларацией. Только в отличие от совмина СССР, правительство РСФСР было даже теоретически не обязано задумываться – как это все, понаобещанное, выполнять. Вы же понимаете – злобный Центр не даёт, а то мы бы…С середины 1990 г. «двоецентрие» начало плавно трансформироваться во «двоевластие», при котором российское руководство начало всерьёз вытеснять союзную администрацию из властной сферы на территории РСФСР. Собственно, правовым фундаментом такого «перехвата» власти стала статья 5 Декларации о государственном суверенитете России, каковая гласила, что на территории РСФСР её, России, законы, имеют верховенство над законами союзными. С т.з. классической юриспруденции это выглядело полной ахинеей. Либо ты член федерации, и тогда будь любезен согласовывать своё законодательство с союзной конституцией и прочими законодательными актами, либо выходи из федерации и гордись своим суверенитетом. Попытка совместить и то, и другое, вызывает ассоциации с классическим «она немножко беременна», но «белодомовцы» этой правовой несуразицей не смущались, а в Кремле её может и видели, но сил (или решимости) её пресечь – не хватало.

Битва за ресурсыПравить

Между тем наступление «российских державников» развивалось в стиле «эрсте колонне марширт». 4 июля 1990 г. Верховный совет РСФСР принял закон «О собственности на территории РСФСР», согласно которому имущественные права на природные богатства и основные производственные фонды на территории России должны были регулироваться законами России, а Центру оные ресурсы могли лишь «предоставляться» на основании всё тех же российских законов и союзного договора (об этом – ниже). 9 августа 1990 г. Верховный совет России признал утратившими силу все внешнеэкономические договора о продаже стратегических товаров и ресурсов (в первую очередь это касалось драгметаллов). 28 августа того же года правительство РСФСР запретило (!!!- М.М.) Центру «реэкспортировать» без ведома российских властей добытую или произведённую на территории России сырьё или продукцию. И уж подавно вся внешнеторговая деятельность таким сырьём или продукцией была возможна только через российские инстанции. Для реализации этого «похода за властью» незамедлительно был создан соответствующий административный аппарат: Торгово-Промышленная палата России, Главное таможенное управление России, Главное управление по туризму, Академия внешней торговли, Товарная биржа России. Все оптовые базы Госторга СССР на территории РСФСР были переподчинены Государственному комитету РСФСР по материально-техническому обеспечению. И наконец, как последний гроб в крышку союзной власти на территории России – 24 октября 1990 г. был принят закон, согласно которому все распоряжения правительства СССР вступали в силу на территории РСФСР только после подтверждения со стороны российских властей.

Митинг 25.02.1990. Фото-Дмитрий Борко

Синхронно шёл захват власти и в финансовой сфере. Все учреждения Госбанка СССР, а равно Промстройбанка, Агропромбанка, Жилсоцбанка, Сбербанка и Внешэкономбанка, дислоцированные на территории РСФСР были объявлены собственностью России; все налоги, собираемые в республике, шли исключительно в республиканский бюджет. А уж оттуда Центр получал (если получал) «целевые финансовые средства» в размерах, санкционированных Верховным Советом РСФСР. В результате перехода к такой, «одноканальной» схеме налогообложения, федеральный бюджет СССР в 1990 г. недополучил около 90 млрд. руб. Осенью и зимой борьба переместилась уже в область информационного обеспечения. Были созданы Конституционный суд и министерство печати и информации РСФСР, началась борьба за создание своего, российского, телевидения. Прибалтийские события 1991 г. инициировали поток рассуждений о нужности/возможности создания российской армии/национальной гвардии (впрочем, тут всё разговорами и ограничилось), в мае 1991 г. был создан российский КГБ.

К этому времени в союзном руководстве произошли важные подвижки:

Экономический хаос стал очевидным, причём и дальше ссылаться на печальное наследие Застоя было больше нельзя – приходилось признавать свои собственные ошибки.
Общий контур пути перехода к рыночным преобразованиям наконец был выработан.
Руководство СССР, видимо, наконец-то решилось на болезненные, но неизбежные меры.

Ввиду всего вышеизложенного Горбачёв начинает аккуратно дистанцироваться от председателя совмина СССР Рыжкова, планируя в дальнейшем списать на него все негативные эмоции населения по поводу грядущих экономических потрясений. Между тем именно Рыжков курировал разработку конкретного плана реформ. Всего существовало 2 варианта реформирования экономики. Первый традиционно связывают с именем Абалкина; второй, альтернативный, – предлагал Явлинский. Оба плана были сравнительно близки, за исключением 2 пунктов. В отличие от варианта Абалкина, план Явлинского («500 дней») исходил из наличия лишь экономического союза между республиками, выводя вопрос о политическом союзном договоре за скобки. Помимо этого, Явлинский предполагал провести реформу в ураганном режиме, уложившись в год с небольшим. Абалкин, к плану которого склонялся и Рыжков, собирался растянуть процесс перестройки экономики на 6–8 лет. Российское руководство в рамках комплексного противостояния Центру, подняло на щит план «500 дней». Хотя оба проекта вышли из недр одной и той же комиссии при совмине СССР, различия между ними стали трактоваться как непримиримые.

Пушкинская площадь, редакция 'Московских Новостей', 1990 г. Фото - Дмитрий Борко

Договоримся о договоре?Править

Ещё одним фронтом противостоянии властей российских и союзных стал комплекс вопросов, связанных с дальнейшей судьбой СССР. Как уже говорилось в прошлой статье, нарастание сепаратизма в союзных республиках союзное руководство попросту проморгало. Столкнувшись с уже, по сути, начавшимся процессом явочного демонтажа Союза, Горбачёв попытался (раз уж не удалось остановить) этот процесс возглавить, упорядочить, и, в перспективе – свести к некоему «реформированию» под безусловным главенством общесоюзных органов вообще, и лично М.С. Горбачёва – в частности. Ельцин, действуя в рамках логики борьбы за власть, встал на позиции слома существующего Союза до основания с тем, что бы уже с чистого листа построить некую новую федерацию. В октябре 1990 г. была впервые озвучена идея переговоров союзного руководства с республиканскими лидерами о разграничении полномочий и прерогатив. Т.к. эти вопросы уже были описаны в конституции СССР и принятом весной 1990 законе «О разграничении полномочий Союза и субъектов федерации», признание необходимости их повторного обсуждения открывало дорогу к рассмотрению судьбы федерации в целом.

На рубеже 1990/1991 г. начался новый этап противостояния. Российское руководство перешло в демонстративное контрнаступление, резко критикуя любые инициативы по оздоровлению или реформированию Союза. Апофеозом этого курса стал призыв Ельцина голосовать на мартовском референдуме о будущем Советского Союза против идеи его (союза) сохранения. Справедливости ради, надо признать, что горбачёвская команда сама немало поспособствовала обструкционистским настроениям, сформулировав вопрос предельно общё и аморфно. Получилось что-то в стиле «вы ведь не прочь сохранить СССР, если там будут течь молочные реченьки в кисельных бережках, правда?». Население справедливо почувствовало, что ему вешают лапшу на уши и предлагают голосовать за неизвестно что (с тем, что бы потом использовать факт одобрения в политической игре) – и обосновано сказало «нет»! Параллельно Ельцин и его сторонники развивали свою, альтернативную, внутрисоюзную политику. С октября 1990 г. начались прямые двусторонние переговоры между лидерами России с одной стороны, и Украины и Казахстана – с другой. Впервые была озвучена идея «Союза четырёх»: Россия, Украины, Казахстан и Белоруссия. После январских событий 1991 г. аналогичные переговоры начались с прибалтийскими республиками. Тогда же председатель Верховного Совета РСФСР Хасбулатов впервые выдвинул идею о трансформации СССР в некую конфедерацию.

Горбачёв заходит с фланга.Править

Ещё в сентябре 1989 г. в резолюции I Съезда народных депутатов о национальной политике был отдельный раздел о повышении правового статуса национальных автономий. В апреле 1990 г. был принят закон СССР «О разграничении полномочий Союза и субъектов федерации» который, по сути, приравнивал статус автономных и союзных республик. Так как наибольшее число автономий было в составе РСФСР, это был очевидный удар по позициям российского руководства. Это, кстати, заставляет по-новому взглянуть на мотивы и логику действий российской элиты. По сути, Горбачёв продемонстрировал готовность развалить Российскую федерацию едва ли не раньше, чем «белодомовцы» только задумались о приятии Декларации о суверенитете.

В известной степени, вопрос о политическом месте разнообразных автономий можно рассматривать как особый политический ТВД, на котором Горбачёв пытался дать Ельцину ассиметричный ответ. Логика была проста: «ты хочешь развалить Советский Союз и оставить меня президентом без страны? Я развалю Российскую федерацию и оставлю без страны тебя!» Незамедлительно «война обещаний» получила ещё один фронт. Российское руководство решило сыграть на опережение, и выдвинуло лозунг «берите суверенитета, сколько хотите!». В результате уже до зимы 1990 г. из 15 АССР в составе РСФСР, 14 – провозгласили свой собственный суверенитет. Ещё через полгода к ним подтянулись и остальные. Из названий автономных республик пропало слово «автономная», они заявили о верховенстве собственных законов на своей территории и о праве собственности на все ресурсы на оной территории. В общем, всё как у больших. Эта явно деструктивная борьба продолжалась вплоть до августовского путча. После подавления выступления ГКЧП руководству России пришлось очень долго расхлёбывать кашу с абсурдным политическим статусом «суверенных республик» внутри суверенной РФ с одной стороны, и претензиями российских областей и групп областей на такой же статус – со стороны другой.

Экономические итоги годаПравить

К началу 1991 г. в СССР было окончательно утеряно управление экономическими, социальными, политическими и межнациональными процессами. Горбачёв во всём винил амбиции союзных республик, а Ельцин – «реакционные силы», сплотившиеся в руководящих союзных структурах. Впрочем, всем было очевидно, что, по сути, спор сводился к дилемме – кто будет спасать положение, а кто признает свой отход на второй план политического олимпа. В январе 1991 г. Горбачёв завершил операцию по дистанцированию от Рыжкова, и представил стране нового премьера – Павлова. К этому времени стал очевиден уже не некий «спад», а полноформатный экономический кризис, который в первую очередь ударил по социальной сфере. Снижение производства продуктов питания на фоне постоянного роста денежной массы привёл к росту цен (что для тогдашних жителей СССР, избалованных стабильностью позднего социализма, было неприятной неожиданностью), но дефицит продуктов всё равно остался. В марте 1990 г. на нормирование продукции было переведено порядка 70% ресурсов. В ряде регионов карточную систему уже отменили, так как для отоваривания карточек попросту не было соответствующего количества товаров. В этой ситуации вопрос о скорейшем разрешении политического кризиса становился решающим – от него зависел уже не политический расклад, а выживание значительной части населения.