Материалы:Павел Сутулин. Судьба русского населения Финляндии в 1918–1920 гг.

Финский концлагерь в Карелии. 1942 г.

Отношение финнов к России никогда нельзя было назвать дружелюбным. В стране, бывшей на протяжении нескольких столетий ареной войн между Швецией и Россией, последняя устойчиво воспринималась как «угроза с Востока». Как отмечает один из крупнейших дореволюционных специалистов по истории Финляндии М.М. Бородкин, «русские с оружием в руках не раз проходили Финляндию от края до края, оставляя за собой не мало опустошенных селений и человеческих трупов… слово «rysse» (русский) наводило страх и являлось синонимом дикости и грубости»[1]. Наиболее тяжелым в этом отношении, безусловно, было завоевание Финляндии в ходе Северной войны, оставившей глубокий след даже в финском фольклоре. Типичными были истории о том, как «русские прежде чем убить матерей, отрезали им груди и засовывали их в рот грудным младенцам, которых они могли насадить на изгороди или бросить на землю», «людей забивали как скот, так что кровь и трупы были видны повсюду на улицах», «казаки убивали тех, кого встречали, насаживали на пики или рубили своими длинными саблями. Женщин сначала насиловали, а потом убивали. Не щадили даже детей, убивая их жестоким образом. Их либо пронзали пиками в колыбелях, либо вынимали из колыбелей и ударяли о стену так, что мозги разлетались по сторонам»[2]. Подобные легенды были крайне популярны в финском фольклоре в течение «6-ти или 7-ми поколений»[3]. И хотя подобные рассказы большей частью являлись преувеличениями, а поведение русских войск в Финляндии было куда более цивилизованным, тем не менее они, под влиянием шведских и во многом общеевропейских представлений о России, создали в сознании финнов образ  варварской страны.

Несколько нормализовалось финское отношение к русским после присоединения Финляндии к России в 1809 г. Предоставив Финляндии весьма привилегированное место в составе Империи, Петербургу удалось завоевать расположение финнов. Однако, как отмечал в своем докладе  Александру II в 1861 г. сенатор Бруннер, «не должно заключать, что любовь и преданность [финнов] монарху простирается также и на русский народ, к которому доселе не было симпатий по многим причинам, каковы суть: различие религий, характера, нравов и обычаев и прочее»[4]. Аналогичного мнения насчет характера отношения финнов к России придерживаются и финские историки[5]. Но даже подобная картина представляется идиллической в свете последовавших за ней перемен.

Начиная с конца XIX в.,  отношение финнов к России вновь меняется в худшую сторону, что связано с так называемой «политикой русификации», которую попытались провести царские власти в отношении Финляндии. В Великом княжестве, бывшем до этого одной из самых лояльных императору частей Российской Империи, начинаются беспорядки, саботаж царских указов, получает развитие сепаратизм и национализм. Там находят убежище и поддержку многие русские революционные организации, финские «активисты» (так в Финляндии называли сторонников борьбы с Россией) готовят подпольные вооруженные отряды, и устраивают покушения на российских чиновников[6]. В годы русско-японской войны лидеры финских сепаратистов пытались наладить контакты с Японией[7], а в Первую Мировую войну – с Германией, на стороне которой даже воевал егерский батальон, набранный из числа финских добровольцев[8]. И хотя некоторые подпольные организации специально подчеркивали, что их целью является возбуждение среди финнов ненависти не к русскому народу, а к русским властям[9], для многих активистов эти понятия слились воедино. Таким образом, противостояние финнов с царским правительством оказало весьма серьезное влияние и на отношение финнов к русским даже после обретения Финляндией независимости. Именно с этого момента (а точнее – с начала финской Гражданской войны в январе 1918 года) русофобия в Финляндии (точнее в Белой ее части) принимает наиболее радикальные формы. Причину такого положения дел весьма четко сформулировал финский историк О. Каремаа: «Во время гражданской войны в Финляндии за разжигаемой русофобией, как представляется, стояло желание белых сделать русских козлами отпущения за все жестокости и тем самым обосновать собственные идеи»[10], «по психологическим причинам жестокую правду о братоубийственной войне пытались замаскировать якобы идеологической борьбой в защиту западной культуры от русских, объявленных заклятыми врагами… без внешнего врага поднять массы на войну было бы сложно»[11]. Иными словами, белым в Финляндии требовалась какая-то внешняя угроза, чтобы отвлечь собственное население от тех глубоких политических и социально-экономических проблем, которые привели финское общество к расколу и войне. И такой угрозой была объявлена Советская Россия и в частности — русские войска, которые еще не были выведены с территории Финляндии после получения ей независимости, а в общественное сознание финнов начала активно внедряться мифологема «освободительной войны» против России, которая должна была подменить собой реальную гражданскую войну, хотя в действительности русские войска не несли никакой угрозы финской независимости, а вся помощь РСФСР красным финнам свелась к тайным поставкам оружия и идеологической поддержке. В итоге ненависть к русским в этот период вылилась в Финляндии в открытые этнические чистки. Русские подвергались уничтожению безотносительно того, служили ли они добровольцами в Красной гвардии, или были сочувствовавшими белым гражданскими лицами. В Таммерфорсе после его взятия белыми 6 апреля 1918 г. было уничтожено около 200 русских, в том числе белых офицеров[12],  число казненных русских в Выборге 26–27 апреля оценивается в 1000 человек[13 ] (абсолютное большинство которых не принимало никакого участия в гражданской войне), в том числе женщин и детей. Так, в далеко не полном, содержащим всего 178 фамилий, списке убитых в Выборге русских, хранящемся в ЛОГАВ, содержатся сведения об Александре Смирнове (9 лет), Касмене Свадерском (12 лет), Андрее Чубрикове (13 лет), Николае и Александре Наумовых (15 лет) и т. д.[14]. Под горячую руку белофиннов попали и некоторые поляки, которых расстреливали, вероятно, спутав с русскими[15] (причем подобные «ошибки» случались и в других местах: например,  один принятый за русского поляк был убит в Ууси Каарлепюю[16]). Один из русских эмигрантов, живших в то время недалеко от Выборга, так описывал происходившее в городе: «Решительно все, от гимназистов до чиновников, попадавшиеся в русской форме на глаза победителей пристреливались на месте; неподалеку от дома Пименовых были убиты два реалиста, выбежавшие в мундирчиках приветствовать белых; в городе убито 3 кадета; сдавшихся в плен красных белые оцепляли и гнали в крепостной ров; при этом захватывали и часть толпы, бывшей на улицах, и без разбора и разговоров приканчивали во рву и в других местах. Кого расстреливали, за что, все это было неизвестно героям ножа! Расстреливали на глазах у толпы; перед расстрелом срывали с людей часы, кольца, отбирали кошельки, стаскивали сапоги, одежду и т. д. Особенно охотились за русскими офицерами; погибло их несть числа и в ряду их  комендант, интендант, передавший перед этим свой склад белым, и жандармский офицер; многих вызывали из квартир, якобы для просмотра документов, и они домой уже не возвращались, а родственники потом отыскивали их в кучах тел во рву: с них оказывалось снятым даже белье»[17].

Расстрел "красных", 1918 г.

События в Выборге вызвали широкий резонанс в России. Советское правительство 13 мая обратилось к германскому послу В. Мирбаху с просьбой о создании совместной комиссии для расследования убийств русских жителей Финляндии. При этом происшедшее в городе описывалось следующим образом: «Здесь происходили массовые расстрелы ни в чем не повинных жителей русского происхождения, совершались чудовищные зверства над мирным русским населением, расстреливались даже 12-летние дети. В одном сарае в Выборге, как передавал свидетель, последний видел 200 трупов в том числе русских офицеров и учащихся. Жена убитого подполковника Высоких рассказывала свидетелю, что она видела, как уничтожаемые русские были выстроены в одну шеренгу и расстреляны из пулеметов. По словам свидетелей, общее число убитых за два дня доходит до 600 человек. После занятия Выборга белогвардейцами группа арестованных русских подданных, числом около 400 человек, среди которых находились женщины и дети, старки и учащиеся, были приведены к вокзалу; посоветовавшись между собой минут 10, офицеры объявили им, что они приговорены к смертной казни, после чего арестованные были отправлены к Фридрихсгамским воротам на «валы», где их и расстреляли из пулеметов; раненых добивали прикладами и штыками, происходило настоящее истребление русского населения без всякого различия, истреблялись старики, женщины и дети, офицеры, учащиеся и вообще все русские»[18]. Немало возмущения описанные выше факты вызвали и в рядах  русского Белого движения, в результате чего многие его лидеры выступили позднее против обсуждавшихся проектов совместного с финнами похода на Петроград армии Юденича. Морской министр Северо-Западного правительства контр-адмирал В.К. Пилкин писал в 1919 году своему коллеге в правительстве Колчака контр-адмиралу М.И. Смирнову: «Если финны пойдут [на Петроград] одни, или хотя бы с нами, но в пропорции 30 тысяч против трех-четырех,— которые здесь в Финляндии, то при известной их ненависти к русским, их характере мясников…они уничтожат, расстреляют и перережут все наше офицерство, правых и виноватых, интеллигенцию, молодежь, гимназистов, кадетов — всех, кого могут, как они это сделали, когда взяли у красных Выборг»[19]. Того же мнения придерживался и один из лидеров антибольшевистского петроградского подполья В.Н. Таганцев: «Никто из нас не хотел похода финляндцев на Петроград. Мы помнили о расправе над русскими офицерами заодно с красными повстанцами»[20]. Причем, по мнению историка Т. Вихавайнена, подобные взгляды на судьбу Петрограда в случае взятия его финнами «имеют под собой основание и в смысле опыта 1918 г., и в тех планах, которые вынашивались в экстремистских кругах «активистов»[21].

Преследованиям подвергались и финские женщины, имевшие связь с русскими: им остригали волосы, рвали на них одежду, а в некоторых местах даже обсуждали возможность их клеймения каленым железом. В местечке Корсняс подобную экзекуцию  в последний момент предотвратил местный священник[22]. Проблемы чистоты нации вообще, судя по всему, весьма беспокоили финское общество: когда в 1921 году в Финляндию эвакуировались участники Кронштадского восстания, финская пресса резко выступила против размещения беженцев в сельской местности, опасаясь, что русские смешаются с местным финским населением[23]. В результате кронштадтцы были размещены в нескольких лагерях с весьма строгими условиями содержания: границу лагеря запрещалось покидать под угрозой расстрела, общение с местными жителями также было строго запрещено[24].

Маннергейм награждает белофинна.

С окончанием гражданской войны физическое уничтожение русских в Финляндии прекратилось, но желание финского правительства избавиться от русского населения и беженцев никуда не исчезло. Еще в апреле 1918 года финский сенат принял решение о высылке из страны всех бывших русских подданных, и в течение весны-лета около 20 000 русских оказались выдворены из страны[25]. Впрочем, вскоре финны отказались от подобной практики и предоставили российским беженцам возможность попасть в страну. Обосновывалось это соображениями формирования благоприятного международного имиджа Финляндии. О. Стенруут, руководивший на тот момент финским МИД, полагал, что терпимая к беженцам политика Финляндии укрепила бы ее независимый статус и освободила от германской зависимости. Того же мнения придерживался и пограничный комендант Рантакари, считавший, что отказ в приеме беженцев принес бы Финляндии «ненависть всего цивилизованного мира»[26]. Однако параллельно с подобными решениями в стране нагнеталась межнациональная напряженность. Основными проводниками русофобии в финском обществе стали бывшие егеря, Аграрный Союз, получивший 42 места в парламенте в 1919 году и ставший второй по величине партией, щюцкор и созданное в 1922 году Академическое карельское общество (АКС). Причем разжигаемая этими организациями ненависть носила, с точки зрения ее членов, созидательный характер, являясь неотъемлемым элементом конструирования финской национальной идентичности. По их мнению, единства финской нации возможно было достичь только через разжигание ненависти ко всему русскому. «Если нам это удастся,— полагал председатель АКС Элмо Кайла,— тогда уж не за горами то время, как нацию нашу будет вести одна мысль, сильная, всепобеждающая, когда воплотится в жизнь поговорка мужей Хярмя «о рюсся можно говорить, лишь скрежеща зубами». Тогда Финляндия станет свободной»[27]. Весьма символичную в этом смысле медаль для членов АКС разработал один из его идеологов священник Элиас Семойоки: одна ее сторона олицетворяла любовь к Финляндии, другая – ненависть к России[28]. В результате в Финляндии проводилась систематическая политика возбуждения национальной вражды в отношении русских. Еще в 1920 г. упоминавшийся выше Э. Кайла составил «инструкции и программу распространения «рюссафобии» (от слова «рюсся» — презрительного именования русских), которые были разосланы окружным начальникам щюцкора, «активистам» и егерским офицерам. Получателям следовало организовать в своих коллективах распространение русофобии и назначить ответственных за это лиц. В деревнях к этой работе следовало привлекать местных глав щюцкора и учителей[29]. Массированная антирусская компания проводилась в финской прессе, где зачастую даже звучали призывы к уничтожению русских. В марте 1923 года в газете «Юлиоппиласлехти» вышла статья «Рюссафобия», в которой утверждалось, что «если мы любим свою страну, нам нужно учиться ненавидеть ее врагов… Поэтому во имя нашей чести и свободы пусть звучит наш девиз: Ненависть и любовь! Смерть «рюссам», будь они хоть красные, хоть белые»[30]. В том же году АКС тиражом в 10 тыс. экземпляров выпустила брошюру «Проснись, Суоми!», содержавшую похожие идеи: «Что же хорошее к нам когда-либо приходило из России? Ничего! Смерть и уничтожение, чума  и русское зловоние тянулись оттуда… Россия всегда была и навсегда останется врагом человечества и гуманного развития. Была ли когда-либо польза от существования русского народа для человечества? Нет! А его исчезновение с лица земли было бы человечеству, наоборот, великим счастьем»[31]. Не менее радикально была настроена и щюцкоровская газета «Suojeluskuntalaisen», которая провела в 1921 г. среди своих читателей конкурс на лучшую пословицу о русских, победителем в котором стал читатель, предложивший такой вариант: «Какое животное более всего походит на человека? Это «рюсса». Из-за большой популярности конкурса был проведен и второй тур, в котором лучшей стала пословица: «Побей по спине – избавишься от кашля, убей – и избавишься от «рюссы»[32] Впрочем, подобные газетные выпады не будут выглядеть слишком вопиющими, если учесть, что в этот период даже финские чиновники в официальных отчетах допускали сравнения русских с животными[33].

Одновременно с этим цензуре подверглась школьная программа, из которой были убраны упоминания о русских в положительном ключе[34]. Чистки проходили и в финской армии, которую националисты стремились избавить от всяких следов «русскости». В первую очередь, безусловно, из армии увольнялись русские офицеры. Так, например, в сентябре 1919 года в отставку были спешно отправлены все русские летчики, готовившие пилотов для финских ВВС[35]. Вслед за ними пришла очередь и финских офицеров, служивших в царской армии. В 1920 году со страниц газеты «Илкка» их увольнения потребовал лидер Аграрного союза С. Алкио[36]. Не менее активно против служивших в России финнов выступали и офицеры-егеря. В 1924 году они даже пригрозили коллективной отставкой, если из армии не будут уволены бывшие царские офицеры[37]. В итоге число офицеров, получивших подготовку в России, в финской армии постоянно снижалось на протяжении  20-30-х годов, а все ключевые должности занимали финны, служившие в германской армии.

Снос православной церкви в Финляндии

Определенным притеснениям подвергалась в Финляндии и Православная церковь, в отношении которой правительство проводило политику финнизации. 3 марта 1923 г. Государственный совет издал постановление о переводе службы в православных храмах в течение года на финский или шведский языки [38]. Число приходов под действием финских властей также постепенно сокращалось: часть церквей была снесена (как, например, церковь в Хямеенлинне в 1924 г.)[39], часть – превращена в лютеранские кирхи (Церковь Александра Невского  в Суоменлинне)[40], некоторые – переданы под муниципальные учреждения (Церковь Апостолов Петра и Павла в Торнио)[41]. По-своему боролись с православием и финские националисты: после 1918 года русские церкви и кладбища неоднократно подвергались осквернению[42].

Помимо спускаемой сверху, «идеологической» русофобии в Финляндии существовала и русофобия бытовая. В условиях весьма тяжелого послевоенного положения страны и трудностей с продовольствием и жильем финны с большим беспокойством относились к беженцам, которые, по их мнению, лишь усугубляли и без того непростую экономическую ситуацию в Финляндии. Опасались финны и за свои рабочие места, причем, необходимо отметить, что не всегда безосновательно: в 1920-30-х годах беженцы (правда, в основном – ингерманландцы) неоднократно привлекались штрейкбрехерской организацией «Объединение Виентирауха» для замещения мест бастующих рабочих[43]. И хотя доля таких работников в общей массе беженцев была весьма невелика, ненависть к ним финнов переносилась на всех иммигрантов из России в целом. В итоге, по заключению Каремаа, «к 20-м гг. XX в. почти все финны были склонны к восприятию «рюссафобии»[44].

Как мы видим, в 1920-х годах в Финляндии действительно существовало довольно серьезная проблема этнической нетерпимости в отношении русских, которая не только сломала судьбы сотен оказавшихся в Финляндии бывших российских подданных, но и создавала напряженность в советско-финских отношениях в означенный период. Как отмечал в 1923 году полпред СССР в Финляндии А.С. Черных, «русофобство финской буржуазии может сравниться разве только с их не менее ярким антисемитизмом. В текущей нашей работе мы ежедневно чувствуем эту глухую стену националистической, зоологической ненависти. Классовая ненависть финской буржуазии к Республике Советов, сочетаясь с неистовым русофобством, определяет непрерывные и, с первого взгляда, непонятные колебания финской политики. Объективно между нами и Финляндией нет серьезных поводов для конфликтов, наоборот, все как будто способствует деловому сближению, практически наша терпеливая, уступчивая, благожелательная политическая линия  не встречает  здесь отклика. Здесь сама идея, мысль о возможности лояльных, спокойных отношений с Россией вызывает сильнейшую оппозицию»[45]. Подобное положение дел, безусловно, оказывало негативное влияние на развитие советско-финских и отношений и в конечном итоге стало еще одним фактором, приведшим два государства к Зимней войне.

___________________________________________________________________

[1] Бородкин М.М. История Финляндии. Время Александра I. СПб, 1909. с. 202

[2] Кувая Х. Русские идут! Поведение русских войск в отношении мирного населения во время завоевания Финляндии в 1713–1715 гг. // Россия и Финляндия: проблемы взаимовосприятия XVII–XX вв. М., 2006. с. 177-178

[3] Таркиайнен К. Финляндия. Образ восточного соседа времен Московского царства. // Россия и Финляндия…, с. 53

[4] Похлебкин В.В. СССР-Финляндия. 260 лет отношений. М., 1975. с. 52

[5] См. напр. Лунтинен П. Отношения между финнами и русскими во времена Великого Княжества Финляндского (1809–1917 гг.) // Россия  и Финляндия…, с. 71

[6] Буквально за год, с 1904 по 1905 гг., в Финляндии были убиты генерал-губернатор Н.И. Бобриков, прокурор Сойсало-Сойнинен, подполковник жандармерии Крамаренко. Покушения состоялись также на помощника генерал-губернатора Дитриха, губернаторов Мясоедова и Папкова.

[7] Шишов А. В. Россия и Япония. История военных конфликтов. М., 2001, с. 89–90; Клинге М. Имперская Финляндия. СПб. 2005, с. 453

[8] Подробнее см. Новикова И.Н. «Финская карта» в немецком пасьянсе: Германия и проблема независимости Финляндии в годы Первой мировой войны. СПб., 2002

[9] Клинге М. Имперская Финляндия, с. 449

[10] Каремаа О. Русофобия в Финляндии 1917–1923 гг. // Россия  и Финляндия…, с. 212

[11] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы // Два лика России. СПб, 2007, с. 201

[12] Мери В.Маннергейм – маршал Финляндии. М. 1997, с. 115; Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 204

[13] Каремаа О. Там же.

[14] ЛОГАВ, ф.509 оп.1 д.60, л. 23; 24; 20; 14; 25 // http://terijoki.spb.ru/vyborg-fortress/vf_terror1918.php

[15] Холодковский В.М. Революция 1918 года в Финляндии и германская интервенция. М. 1967, с. 289

[16] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 203

[17] Минцлов С.Р. Трапезондская эпопея. Берлин. 1927, с. 356-357

[18] Документы внешней политики СССР. Т.1. М. 1959, с. 299

[19] «Красный архив». Т. 2  (33). 1929, с 110-111

[20] Черняев В.Ю. Финляндский след в «деле Таганцева» // Россия и Финляндия в ХХ веке: К 80-летию независимости Финляндской республики. СПб., 1997, с. 186

[21] Вихавайнен Т. От февральского манифеста к освободительной войне // Два лика России. С.160

[22] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 203

[23] Каремаа О. Русофобия в Финляндии…, с. 217

[24] Мусаев В.И. Финляндия и Кронштадтское восстание 1921 г. // Санкт-Петербург и страны Северной Европы: Материалы восьмой ежегодной Международной научной конференции (13–14 апреля 2006 г.).  СПб. 2007, с. 354

[25] Невалайнен П. Изгои: Российские беженцы в Финляндии (1917-1939). СПб. 2003, с. 62

[26] Там же, с. 64

[27] Ээрола А. Неприятие России и клетки истории // Россия 2017: три сценария. Хельсинки, 2007. с. 97

[28] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 209

[29] Там же

[30] Там же, с. 210

[31] Там же, с. 210-211

[32] Там же, с. 212

[33] Каремаа О. Русофобия в Финляндии…, с. 217

[34] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 208

[35] Пюккенен А. Русские летчики в армии Маннергейма // Белая Гвардия. 2003, № 7, с. 69

[36] Энгман М. Егери и царские офицеры // Два лика России. с. 258

[37] Там же

[38] Мусаев В.И. Православная Церковь в независимой Финляндии (1918-1930-е гг.) // Вестник Церковной истории. 2006, № 4 с. 200

[39] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 207

[40] Мартынов В.Л. Хельсинки // http://geo.1september.ru/articlef.php?ID=200501004

[41] Куркимиес И.Н. Православные храмы в Финляндии // Невский архив. Историко-краеведческий сборник. Вып. 5. СПб. 2001. с. 500

[42] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 207

[43] Невалайнен П. Изгои. с. 151

[44] Каремаа О. От морального возмущения до национальной программы, с. 215

[45] Рупасов А.И. Советско-финляндские отношения. Середина 1920-х – начало 1930-х гг. СПб. 2001, с. 10-11